Лунный пёс. Антология
Шрифт:
— Не хочу-у-у-у! — заскулила Стрекоза.
— Братцы! — сказал вдруг сидящий напротив оврага серый лохматый пес с простоватой мордой. — Неблагородно это. Нам товарищи нужны, нам рабов не надо. Пусть бежит к своей Майе. Мы вольные собаки, а не гиены.
— Глупец! — Сбоку встала на четыре лапы пятнистая большеголовая псина с массивным загривком, и вправду ужасно похожая на гиену из зоопарка. Пригнула голову к земле и глухо заворчала на серого пса.
Тут поднялся такой шум, что Павлику в кустах совсем не по
— Гр-р-р!
— Пр-р-р-равильно!
— Бр-р-р-ред!
— Дур-р-р-рак!
— Др-р-р-рянь!
— Уи-и-и-и! — Это Стрекоза.
— Тихо! — гавкнул мощный бас Атамана, и под луной сверкнули атаманские зубы.
Сразу наступила тишина. Только где-то вверху ветер шелестел листьями да тихо поскуливала Стрекоза.
— Слушать меня! — Черный Атаман грозно оглядел всех вокруг, зачем-то особо задержал взгляд на безучастно лежавшем в сторонке Силаче, а потом повернулся к Серому. — Вольные собаки, говоришь ты? Не бывает вольных собак. Собака — это зверь человека. Что человек захочет, то с ней и будет. Захочет — игрушку из нее сделает, захочет — сторожа, захочет — слугу. А захочет… — он помолчал чуть-чуть, как будто у него голос перехватило, — захочет — из дому выгонит. Или не пустит в дом. Чтобы по помойкам бегали, подачки выпрашивали. Не по нам такая жизнь, мы все согласились, так ведь? Что молчите?
Кругом заворчали. Утвердительно заворчали, хотя и недружно.
— Так! Не будем мы собаками! Были у собак вольные предки — волки. А теперь нет волков — вон кругом лес пустой. Одни зайцы бегают да всякая мелочь. Не нужны нам мусорные ящики да человечьи задворки! Не будем мы собаками, будем вольными волками! Стаей волков в этом лесу. Мы так решили!
Тут Атаман опять на Силача посмотрел. И перестал говорить. Как будто хотел, чтобы Силач отозвался. Силач, видно, понял.
— А ведь в этом лесу и тигров тоже нет, — протянул он задумчиво. — Почему бы вам сразу в тигры не податься? Что уж на мелочи размениваться?
Среди собак на поляне шумок прошел. Кто заворчал, а кто и засмеялся. Волчок, например, засмеялся — знал, что за другими его не расслышать. Но и другие смеялись тоже. А Силач шумок переждал и сказал еще кое-что.
— А вы знаете, — сказал Силач, — в лесу ведь сейчас и охотников нет. А появятся волки — на волков и охотники обязательно появятся. Это уж закон такой: где волки, там всегда и охотники с ружьями.
Отчего-то вдруг тихо стало.
«Ага, — подумал про себя Павлик, — Вот, значит, как!»
Но Черного Атамана не так-то просто оказалось смутить.
— Так что ж! — рявкнул он и гордо тряхнул головой. — Где на волков есть охотники, там на охотников есть волки.
Это тоже закон. А мы не тигры, так будем волками. Да и других научим не быть человечьей игрушкой. — И мотнул головой на Стрекозу. — Вот
Стрекоза, видно, так изумилась, что и скулить забыла.
— Да что вас покусало в самом-то деле, — протявкала она тонким голосом. — Да что из меня за волчица? Да посмотрите вы на меня!
И лапой дернула голубенький бант на шее. Атласный бант, блестящий под луной. И правда, волки бантов не носят. Это все знают.
— Ха-ха! — презрительно залаяла на Стрекозу Гиена. — Волчица! Ты собакой стань сначала — и на то у тебя вся жизнь уйдет! Кошка персидская! Дур-р-р-ра!
И тут Стрекоза всех удивила. А Павлика — больше всех. Она встала на четыре лапы, наклонила голову, как та Гиена, и принялась рычать. Примерно так, как зарычала бы ее хозяйка Майечка, если бы решила попробовать.
— Я не дур-р-р-ра. И не кошка. А вы — никакие не волки. И не буду я в лесу с вами жить! Я к Майе пойду! И-р-р-р!
Сидящие кругом псы обозленно вскинулись, и кое-кто начал злобно рычать. Теперь уже по-настоящему злобно. Очень злобно. А Павлик взялся за ружье.
— Лезь вон на тот пень, — тихонько распорядился Волчок, одобрительно кивая.
— Зачем на пень? — не понял Павлик.
— Чтоб сверху. Подумают — большой. А я уж отсюда поддер-р-ржу, как сумею.
Павлик совет оценил, влез на пень, заорал папиным голосом: «Ого! Да тут волки!» И выстрелил из ружья. Ружье бабахнуло, как настоящее в телевизоре. И Волчок внизу громко залаял. Он даром что маленький, а лает густым басом, под стать здешнему собачьему атаману.
Вряд ли лай подействовал. Скорее ружье. Хотя охотники всегда бывают с собаками, это каждая собака знает. Но как бы то ни было, а похитители с поляны вмиг исчезли, как тени. То есть быстро и беззвучно.
Только одна собака посреди поляны осталась. И та в обмороке.
Но когда Павлик с Волчком к Стрекозе подошли, она глаза открыла. Огромные и светящиеся. И очень тихо и застенчиво сказала «спасибо».
— Ладно, — буркнул Павлик, — пошли. Покамест они не вернулись разбираться.
— Не вернутся, — сказал вдруг рядом чей-то густой протяжный голос. — Им стыдно станет, что они разбежались.
Павлик с испугу чуть ружье не уронил, а храбрый Волчок к Павликовым ногам прижался. Так же как Стрекоза. Потому что совсем рядом стоял огромный Силач и смотрел на них сверху вниз.
Постоял, посмотрел, потом, глядя на Стрекозу, добавил насмешливо:
— А из вас, сударыня, все же чуть-чуть собаку сделали, надо признаться.
Повернулся и потрусил не спеша вдоль оврага.
Павлик с Волчком вздохнули свободно и не стали время тратить на размышления, к чему это он такое сказал. А Стрекоза и подавно.
— Идем, — поторопил теперь Волчок. — Взял бы ты ее на руки, что ли, а то до рассвета домой не доберемся.
У Волчка рыцарская натура.