Лужок Черного Лебедя
Шрифт:
Разноголосые «да», все громче.
Мисс Липпетс достала из коробки новый брусочек мела.
— По мере взросления у вас будет все больше таких секретов, 3КМ. Не меньше, а больше. Привыкайте к ним. А кто догадается, почему я написала это слово?
РЕПУТАЦИЯ
— Джейсон?
Класс 3КМ обратился в радиотелескоп, направленный на классного стукача.
— Репутация, мисс, — это то, что страдает, когда секрет выходит наружу. Если доказать, что вы убиваете людей топором, ваша репутация как учителя будет погублена. Репутация Брюса Уэйна как безобидного ничтожества будет погублена. И с Нилом Брозом та же
Гэри Дрейк слева от меня смотрел прямо перед собой.
— Но как только его секрет раскрыли, его репутация…
— Золотого мальчика? — ко всеобщему изумлению подсказала мисс Липпетс.
— Совершенно верно, прекрасное определение, мисс Липпетс, спасибо. — Впервые с незапамятных времен мне удалось выдавить из класса несколько смешков. — Его репутация золотого мальчика погублена. Его репутация крутого пацана, с которым другие ребята не рискуют связываться, тоже погублена. Без репутации, за которой можно прятать свои секреты, Нил Броз…
«Ну скажи! Слабо тебе!» — подначивал Нерожденный Близнец.
— …сидит в глубокой заднице, мисс.
Эта потрясенная тишина — моя работа. Я добился такого эффекта словами. Одними словами.
Мисс Липпетс обожает свою работу — в хорошие дни.
Я не знал, как отреагируют папа и мама на мои сегодняшние подвиги, и нервничал. У моих мозгов уже началась нервная почесуха. Так что я достал из шкафа рождественскую елку, чтобы отвлечься. И жестяную банку из-под конфет, в которой у нас лежат елочные украшения. Сегодня двадцатое декабря, а папа с мамой даже слова «Рождество» еще ни разу не произнесли. Мама семь дней в неделю торчит в галерее, а папа все время ездит на интервью с работодателями, но это ничего не дает, кроме новых интервью. Я собрал елку и развесил на ней гирлянды. Когда я был маленький, мы покупали настоящие елки на ферме у папы Гилберта Свинъярда. Но два года назад мама купила искусственную в вустерском «Дебенхэме». Я жаловался, что она не пахнет, и вообще, но мама сказала, что это ведь не мне приходится потом пылесосить и выковыривать иголки из ковра. Наверно, это справедливо. Елочные игрушки у нас в основном старше меня. Даже гофрированная бумага, в которую они завернуты, древняя. Покрытые изморозью шары, купленные папой и мамой на первое (оно же последнее) Рождество, которое они провели только вдвоем, без меня и Джулии. Жестяной мальчик из церковного хора — тянет высокую ноту, рот сложен идеальным «о». Семейка веселых деревянных снеговиков. (В те дни еще не всё делали из пластмассы.) Дед Мороз, самый толстый во всей Лапландии. Драгоценный ангел, перешедший в наследство от маминой бабушки. Стеклянный, выдутый настоящим стеклодувом. Семейное предание гласит, что его подарил моей прабабушке одноглазый венгерский князь на балу в Вене, прямо перед Первой мировой.
«Ну-ка наступи на него, — подначил Нерожденный Близнец. — Он хрустнет, как сухарик».
«Пошел в задницу», — ответил я.
Зазвонил телефон.
— Алло?
Звяканье и хрюканье.
— Джейс? Это Джулия. Сколько лет, сколько зим.
— У тебя там такой шум, как будто ты пробиваешься через снежную вьюгу.
— Перезвони мне. У меня монеты кончились.
Я набрал номер. Слышно стало лучше.
— Привет. Нет, вьюга пока не началась, но холод зверский. Мама дома?
— Нет. Она еще в галерее.
— А…
Фоном
— А что случилось?
— Ровным счетом ничего.
Ровным счетом ничего — это всегда что-то.
— Джулия, что случилось?
— Н…ничего. Просто, когда я сегодня вернулась в общежитие, мне передали сообщение от мамы. Она мне звонила вчера вечером?
— Может быть. А что за сообщение?
— «Немедленно позвони домой». Наш привратник — душа-человек, но эффективность — его слабое место. Он не записал, во сколько был звонок. Я позвонила в галерею в обеденный перерыв, но Агнес сказала, что мама пошла к юрисконсульту. Я перезвонила чуть позже, но она еще не вернулась. И тогда я решила позвонить тебе. Но беспокоиться пока не о чем.
— К юрисконсульту?
— Наверно, по делам галереи. А папа дома?
— Он поехал на интервью в Оксфорд.
— А. Понятно. Хорошо. Он… как он, держится?
— Вроде ничего… Во всяком случае, перестал запираться у себя в кабинете. В прошлые выходные устроил в саду костер из бумаг «Гринландии». Потом на этой неделе поверенный Крэйга Солта сказал папе, что они пришлют курьера забрать компьютер и все прочее. И если папа не подчинится, они подадут на него в суд.
— И что он сделал?
— Когда они подъехали, он уронил винчестер из окна моей спальни.
— Но это же второй этаж!
— Я знаю. Ты бы слышала, как грохнулся монитор! Папа сказал курьеру: «Передайте Крэйгу Солту мое почтение!»
— Господи! Вот уж действительно, «и червь, коль на него наступят, вьется».
— Он еще и ремонт затеял. Твоя комната была первой на очереди.
— Да, мама сказала.
— Ты обиделась?
— Не то чтобы. Я, в общем, не ожидала, что они сохранят мою комнату навеки как святилище Джулии. Но такие вещи очень доходчиво говорят: «Так, тебе уже восемнадцать, свободна. Лет через тридцать можешь навестить нас в доме престарелых, если будешь проезжать мимо». Джейс, не обращай внимания, это я что-то раскисла.
— Но ты ведь приедешь домой на Рождество?
— Послезавтра. Стиан меня привезет. Его семья владеет усадьбой в темных дебрях Дорсета.
— Стэн?
— Нет, Сти-ан. Он норвежец, пишет диссертацию по дельфиньему языку. Я разве не упоминала про него в последнем письме?
Джулия прекрасно знает, что упоминала в письмах, а что нет.
— Ух ты. Что, он с тобой по-дельфиньи разговаривает?
— Нет, но он пишет программы для компьютеров, которые когда-нибудь смогут разговаривать с дельфинами.
— А что случилось с Эваном?
— Эван — лапочка, но он в Дарэме, а я здесь, так что… ну… я прибила это в зародыше. В конечном итоге так будет лучше.
— Эх, — но ведь у Эвана серебристый «MG»! — Эван мне нравился.
— Не вешай нос. У Стиана «Порше».
— О боже! Какой? «GT»?
— Не знаю! Черный. Так что нам дарят на Рождество?
— Трубочку «Смартис», — это древняя семейная шутка. — На самом деле я не посмотрел.
— Так я и поверила! Ты всегда заранее вынюхиваешь все подарки.
— Честно, не смотрел. Скорее всего подарочные карточки в книжный магазин. Или в магазин пластинок. Я ничего не просил. Ну, ты понимаешь, из-за папиной работы. И они меня не спрашивали. И вообще, уж кто бы говорил. Помнишь, как ты уже в ноябре крутила свои рождественские диски, а меня ставила на часах на случай, если родители вдруг раньше времени вернутся из магазинов?
— А тот раз ты помнишь? Как родители поймали меня и Кейт, когда мы надели мамины свадебные тряпки и танцевали под «Knowing Me, Knowing You»? А кстати, рождественская дискотека Лужка Черного Лебедя, единственная и неповторимая, остерегайтесь подделок, уже прошла?