Лузитанская лира

Песанья Камило

Даже в молодости Кентал мало писал о любви к женщине, а если и писал, то по-дантовски преображал ее в ясновидицу сущего (его юношеская поэма 1863 г. так и называлась «Беатриче»). Кентал был влюблен — трагически неразделенной любовью — в Жизнь, в обладающую бессмертной душой Природу, как истинный влюбленный, жаждал полного с любимой слияния — а ведь оно могло означать только его собственную гибель! Эта сверхличностная — сверхчеловеческая — любовь продиктовала Кенталу лучшие строки его «Современных од» (1865) и сонетов, которые он писал на протяжении всей жизни. И она же увлекла поэта в «океан ночи», «где нет сознанья, хоть и есть бессмертье»: в 1891 году тяжело душевнобольной Кентал покончил жизнь самоубийством.

Титаническая фигура Кентала заслоняет собой тех, по-своему очень значительных португальских лириков, которые творили в одно с ним время. А ведь среди них был и Жоан де Деус (1830–1896), которому Кентал посвятил первую книгу своих сонетов (именно де Деус открыл Антеро тайну неувядаемости этого традиционного жанра). Рядом с Кенталом, надолго Кентала пережив, создавал свою реалистическую летопись современности Герра

Жункейро (1850–1923), посвятивший свою музу тем, кого в XIX веке именовали «простым людом». Наконец, современником Кентала был и Сезарио Верде (1855–1886), поэт, по-новому открывающийся читателям и исследователям португальской поэзии только в наши дни. Как и Леал, Верде многому научился у Бодлера, но сумел от Бодлера «оторваться». Он полностью отвратил взор от «цветов зла», произрастающих в сатанинской душе гения, обратив его на зло окружающей жизни. Поэтический язык Сезарио Верде возникает как полифонический синтез разных, вроде бы несовместимых социальных речений: голосов улиц, контор, газет, книг, «загаженных кварталов», фешенебельных особняков…

Неудивительно, что у Верде — поэта-постсимволиста — не было последователей. Логика литературного развития еще только вела португальскую поэзию к символизму, утвердившемуся в ней на рубеже 1880–1890-х годов. Символизму, программа которого выражена в знаменитых строках Верлена:

За музыкою только дело. Итак, не измеряй пути! Почти бесплотность предпочти Всему, что слишком плоть и тело… (Перев. В. Пастернака)

Герценовская стихия музыки буквально захлестнула португальских поэтов конца XIX — начала XX века. Она ощутима в стихах Антонио Нобре (1867–1900) и Эуженио де Кастро (1869–1944). Она разлита в мелодичнейших и нередко написанных на музыкальные «сюжеты» строфах Камило Песаньи (1867–1926). Наконец, пределом движения символизма к бесплотности, к развеществлению мира в краски и оттенки красок (алость и белизна, тусклость и блеск, зелень и золото Песаньи), звуки и туманности, пределом его воспарения над миром стала поэзия Тейшейры де Паскоаэса (1877–1952), теоретика так называемого «саудозизма» (от saudade). Создавая свой «саудозистский» миф, объявляя глубокую меланхолию, тоску, ощущение заброшенности в мироздании извечным свойством португальского духа, Паскоаэс как бы «национализировал» символизм, ставший к началу XX века вполне космополитическим литературным направлением. И только огромный лирический дар поэта — в лучших стихах — удерживает его от сентиментальных банальностей.

К началу первой мировой войны португальская поэзия являла собой, перефразируя слова В. Брюсова, сказанные по другому, но близкому поводу, достаточно тусклую картину: «Центр ее занимали символисты… Но в лагере символистов уже чувствовалась усталость; движение вперед остановилось, сменилось застоем, который явно грозил превратить мятежный поток 90–900-х годов в загнивающее болото» [7] .

Из этого застоя ее вывели Марио де Са-Карнейро и Фернандо Пессоа… Но здесь мы вплотную приблизились к «центру», это — совсем иная эпоха истории Португалии, вместившая в себя и две мировые войны, и долгую ночь фашистской диктатуры, и Апрельскую революцию 1974 года, это — и новая глава в истории португальской поэзии, знакомство с которой советский читатель уже начал [8] .

7

Брюсов В. Я. Собр. соч., т. 6. М., 1975, с. 496.

8

См.: Португальская поэзия XX века. М., Художественная литература, 1974; Пессоа Фернандо. Лирика. М., Художественная литература, 1978.

С. Пискунова

ГАЛИСИЙСКО-ПОРТУГАЛЬСКАЯ ЛИРИКА

Дон Жоан Перес де Абоин

«Матушка, могло ль такое статься…»

Матушка, могло ль такое статься, Что дружок не хочет возвращаться? Может быть, он все-таки придет? Клялся он, что, коль меня обидит, То вовек пускай добра не видит. Может быть, он все-таки придет? Говорил, что не придет мой милый Разве из тюрьмы да из могилы. Может быть, он все-таки придет? Матушка, он так усердно клялся И прийти наверно обещался. Может быть, он все-таки придет?

«По проселкам, по опушкам…»

По проселкам, по опушкам Проезжал я на коне, И проказницам-пастушкам Повстречаться вышло мне На французской стороне. Плакалась

одна подружкам, Трем милашкам и простушкам: «Сколь бы милый ни лукавил, Девушки, держитесь честных правил, Мой-то вот меня дружок оставил». «Это ль горе, право слово,— Повела другая сказ: — В том не вижу я дурного, Будет следующий раз: Друг придет в урочный час, На тебя посмотрит снова — Уж не будешь ты сурова, Скажешь, против прежних правил: „Ах, дружок, ты путь ко мне направил — И такую радость мне доставил!“»

Дон Альфонсо X

«Роза из роз и из зарниц зарница…»

Роза из роз и из зарниц зарница, Гроза из гроз и из цариц царица. Роза лицом, ласкающая взгляд, Цветок веселья и венец услад. Глаза, что состраданием дарят И лечат тех, кто чахнет и томится. Роза из роз и из зарниц зарница… Такую даму можно ль не любить! Она от зла сумеет оградить, Спасти нас грешных и грехи простить Ее рукой лишь доброе творится. Роза из роз и из зарниц зарница… Пусть будет каждый ей служить готов, И нас спасет любви высокой зов, И отвратит от грешных дел и слов, От коих нам бы ввек не отмолиться. Роза из роз и из зарниц зарница… Она царит, а скромный мой удел — Ей быть певцом; но если бы посмел Надеяться и взгляд любви узрел, Всем, что люблю, сумел бы поступиться. Роза из роз и из зарниц зарница… Гроза из гроз и из цариц царица.

«Кто в делах не знал удачи…»

Кто в делах не знал удачи, Тот, когда король назначит, Мавров воевать поскачет? Что ж остановился? Иль от нас дружину прячет, Чтоб он провалился! Просит он за труд награды, Но не шлет свои отряды, Чтоб помочь нам у Гранады [9] ; Что ж остановился? Иль войска служить не рады, Чтоб он провалился! Деньги взял с нас, куль бездонный, Но не видим рати конной, Или в роще где зеленой Он остановился? Или пал на землю сонный, Чтоб он провалился! Хвастать он умеет броско, Нарядить умеет войско, Сколько блеска, сколько лоска. Что ж остановился? А душонка — мягче воска, Чтоб он провалился!

9

Речь идет о войне Альфонсо X с гранадским эмиром, в которой Альфонсо удалось завладеть Хересом и внести тем самым свой вклад в реконкисту — отвоевание полуострова у арабов (мавров), вторгшихся на него в 711 году.

Дон Аафонсо Лопес де Байан

«Решила нынче в церковь я пойти…»

Решила нынче в церковь я пойти, Не помолиться, нет, но для того, Чтоб там дружка увидеть моего,— Но не пришел он, — господи, прости. И вот, подруги, плачу, потому Что не любезна другу моему. Не поднимала выплаканных глаз И зажигала за свечой свечу: Я все-таки найти его хочу, Пусть мне господь помог бы в том сейчас! И вот, подруги, плачу, потому Что не любезна другу моему. И вот опять я господа молю, И свечи жгу, и не иду домой: Пусть все-таки придет неверный мой, Так бесконечно я его люблю. И вот, подруги, плачу, потому Что не любезна другу моему.