ЛВ 3
Шрифт:
Я к столу подошла, по блюдцу яблочко наливное пустила, да и вздрогнула, увидев глаза синие, такие синие, как небо летнее перед грозой. Синие и злые. Несколько мгновений я на Агнехрана смотрела, а затем молча перевернула блюдечко, связь разрывая. Оно задребезжало вновь, требовательно и гневно, но я яблочко наливное взяла, окно распахнула да и как запустила яблоко в то окно изо всех сил.
— Ай! Больно! — раздался голос кого-то из пирующих.
Быстренько окошко закрыла и сделала вид, что это вообще не я тут яблоками кидалась. А на дворе-то прогремело:
— Кто?! Кто посмел? Кто яблоко
А я смотрю — у меня на столе еще цельное блюдо с яблоками-то. Недолго думая окно снова открыла, да и как есть, все яблоки выбросила вместе с блюдом медным.
— Ааа, — протянул кто-то из пирующих, — так это закусь была.
— Ага, — ответила нервно, — угощайтесь на здоровье!
И окно захлопнула.
Опосля постояла, в стол руками опираясь, да чувствуя как сжимается, как болит сердце ретивое… и ведь знала, точно знала, что маги они такие, все знала я, а все равно больно.
Дверь тихонько открылась, шмыгнул Тихон, еды мне принес, а вместе с едой неожиданно и яблоко. Наливное. Цельное.
— Кто яблоко дал? — спросила сурово.
Домовой плечами пожал, да и ответил простецки:
— Дык, это, господин аспидушка и дал самолично, сказал, что оно тебе зело надобно.
Значит аспид и Агнехран действительно в сговоре. И это подтвердилось. Я взяла яблоко, нож со стола — два движения и на стол опадают четыре ломтика, а блюдце перестает дребезжать-трезвонить.
— Сомневаюсь, что яблочко-наливное для разрезания было передано, — высказался Тихон.
— А вот я уже ни в чем не сомневаюсь, к сожалению, — тихо ответила ему.
Домовой постоял, посмотрел на меня, головой покачал, да и вышел, осторожно дверь за собой прикрыв.
Я руку протянула, и оплело дверь лианами-кореньями, да так плотно, что срослась та со стеной, следом я и окно запечатала.
А затем опустилась на пол как была. Платье мокрое, в глазах слезы, в груди понимание, что вот меня и использовали… снова. И ведь догадаться было не трудно, стоило лишь сопоставить все факты.
Я знала магов, слишком хорошо знала. На первом месте у магов была власть, на втором — познание. Они учились всегда, никогда не прекращая обучаться в принципе. Даже Ингеборг, ставший архимагом, два часа в день тренировал тело, еще два — голову. Чтение, изучение, познание — маги не останавливались никогда. И восемнадцатилетний и восьмидесятилетний маг каждое утро уделял время учебе. Это позволяло им сохранять ясность мышления даже в самом почтенном возрасте, но у подобного была и иная сторона — изучение чего-либо становилось страстью магов. Так могли бы маги спокойно пройти мимо знаний чародеев? Нет. Никогда. Отряд за отрядом отправлялся в Гиблый яр. Учитывая то количество магов, что я перенесла на опушку леса, и, зная о тех тварях, в которых превратились маги, которым не повезло просто сдохнуть, я догадывалась, что отряды магов в этот лес вступали и до Агнехрана. Вступали бы и после, погибни он. А еще маги славой делиться не привыкли, от того, видать, и отправился охранябушка погибать в ту ночь стремясь с собою вместе и страшную тайну Гиблого яра в могилу унести. А я, дура, следом сунулась, волков своих на смерть верную повела, своей жизнью неоправданно рискнула, артефакты все что были потеряла, а теперь
А еще я абсолютно точно знала, что ни аспид, ни лорд Агнехран никогда не позволят мне уничтожить наследие чародеев, особенно столь интересное, и столь, как они ошибочно полагают, могущественное. А я, как новая хозяйка Гиблого яра никогда не позволю никому открывать врата в мир живых или мертвых в моем лесу. Особенно, если учесть, что через те врата могут пройти такие твари как навкара. Или навкары… Навкары лес губят хуже, чем гниль черная. Да и не только навкары. Если в центре Гиблого яра всякая нежить появляться может беспрепятственно, тогда мне бой за этот лес никогда не выиграть. Дыру следует заделать и как можно скорее. А до тех пор, пока не узнаю как — со злом этим только Заповедная чаща и справится. Она мои зубы, клыки и когти, и ей теперь оборону придется не только по периметру леса держать, но и в центре, уничтожая все, что рискнет из чародейского круга появиться.
Из пола высунулся леший. Посмотрел на меня, я на него.
— Страшно? — прямо спросил он.
— Страшно, — не стала скрывать я.
Леший кивнул и еще спросил:
— Браслет отдал?
Отрицательно мотнула головой.
— Что делать будешь? — новый вопрос.
Молча подтянула рукав, обнажая левое запястье. Щелкнул замок, опал на платье мое двумя половинками обручальный браслет.
— И как без него? — встревожился леший.
Обручальный браслет артефактом был. Сильным артефактом. Надежным. Без него было совсем страшно, без него практически беззащитная я была, да только… лучше так.
— Справлюсь, лешенька, — прошептала я.
Леший браслет подхватил, на пол переложил.
— Как закончим — унеси. Подальше. Там и оставь.
Друг верный кивнул, браслет защелкнул, и на меня посмотрел — нам пора было.
Поднялась тяжело, платье через голову стянула. Из шкафа плащ достала теплый, и продрогла так, что тут же в него и закуталась. Леший молча гребень подхватил, опосля клюку мне протянул, а едва я взяла, подхватил меня на руки, да и шагнул со мной прямо на тропинку заповедную.
***
Мы шли под светом луны, освещающим путь, я к лешему прижалась, он молча нес меня и клюку. Устроив голову на его плече, я подумала о том, что, наверное, хорошо, когда твой мужчина — леший. Он завсегда поймет, завсегда поможет, помысли у ведуньи и лешего одинаковые, стремления тоже, да и положение равное. Леший никогда не осудит, никогда не обманет, никогда не предаст. В этом ведуньям повезло. Очень повезло. А мне просто повезло, что он у меня есть…
«Больно будет», — предупредил друг верный.
«Ничего, я выдержу», — так же мысленно ответила ему.
«Рядом буду», — продолжил леший.
— Нельзя тебе в Гиблый яр! — воскликнула испуганно.
«В Гиблый и не пойдем», — укоризненно на меня поглядел. — «Ты опосля без сил будешь, как же я тебя одну оставлю?»
А я о другом подумала — Ярину же я сюда призываю, значит и силу ей здесь же, в своем Заповедном лесу и передать смогу, выходит прав леший. Во всем прав.
А еще:
— Лешенька, — прошептала, — я, кажется, знаю, почему они лесных ведуний убивали.