ЛВ 3
Шрифт:
И злой такой.
А и я не лучше.
— Охранябушка, родненький, а ты иди-ка ко мне на минуточку, — попросила вежливо.
— А зачем? — вопросил осторожненько.
— А клюкой тресну, чтоб не орал больше на меня! — высказалась, не сдержавшись.
Улыбнулся.
Головой покачал неодобрительно, да и спросил:
— Точно треснешь?
Посмотрела на него исхудавшего, вздохнула тяжело, да и сказала:
— Сначала накормлю, в баньке попарю, и чего там нам ведуньям лесным полагается еще делать?..
Перестал он улыбаться, да
— Вам, лесным ведуньям, полагается не пускать на территорию своего леса аспидов и архимагов.
И вот тут он был прав, крыть нечем.
Помолчали мы, и добавил Агнехран:
— Не ведаю я, что это было, счастье мое. Бьюсь как рыба об лед, все пытаюсь понять, но итог таков — став аспидом, я в Гиблом яру над собой власть утратил. Чужой воле подвластен был, чужой приказ исполнял, и я и кровники мои. Как вышло так? Как предотвратить это? Я не знаю. Прости…
Еще помолчал, и добавил уже тоном приказным:
— Их леса никуда не выходи. Никуда, Веся. От ведьм подальше держись, они…
— Знаю-знаю, смерть внука Ульгерды узрели во всей красе, и местью к вам аспидам да магам, горят негасимо. Слыхала, в курсе, да. Только вот у меня к ведьмам свой вопрос был, пусть на него сначала ответят.
— Свой вопрос? — удивился Агнехран. — И какой же?
Ответила ему нехотя:
— Куда смотрели, когда Ульгерда силу свою внуку передавала, да оружием в чужих руках делая.
Вопрос свой я верховной озвучила, а с Ульгердой говорить не стала, не смогла я. Да и что ей сказать? Я ей силу вернула, пламя жизни в нее вдохнула, а она вместо того, чтобы внука спасать, на поводу у Заратара-чародея пошла, как… как не знаю кто.
И вот про чародея вспомнили, Агнехран и спросил:
— Чародеи как? Все бегут?
Вспомнила то утро, когда вдвоем проснулись от криков чародейских… знала бы, что то последнее утро у нас будет, обняла бы аспидушку, да и не отпустила бы никуда.
— Нет, воюют, — ответила, чувствуя, как снова слезы на глаза наворачиваются. — Лешенька их в овраг отправил, туда, где часть изгнанной нежити из яра скопилась, вот они там и… воюют. Связной то у них больше нет.
— Связной? — не понял архимаг.
И вот сказать бы ему, а я на него смотрю, и ни слова вымолвить не в силах. Ни единого слова.
И понял он все. На меня глядит океанами боли, лицо бледное, несмотря на мазь магическую, и боль-тоска вокруг него призрачным туманом вьется-стелится. Вот так смотрим друг на друга, рвем душу на части, а сделать ничего не можем. И горим, оба горим, так красиво, так грустно, так больно…
Так невыносимо вдруг стало, и сказала я как есть:
— Агнехран, я не могу без тебя…
Не улыбался больше вообще.
Протянул руку, пальцы коснулись поверхности серебряного блюдца. В глаза мне посмотрел и…
И связь разорвал.
Осталась я в тишине пробуждающегося от скверны да смерти яра, подле каменного лешего, у дерева сжавшись, да обняв колени руками. Больно мне было, так больно, что ни в сказке не
Только боль осталась, и сжигала она меня, и ломала, и душу калечила.
И тут вдруг сказал каменный леший:
— Похожа ты на Авенну, один в один.
— Чем же? — сама слезами горькими давилась, дышать и то тяжело было.
Усмехнулся каменный, да и такой ответ дал:
— Да тем, что сидишь вот, страдаешь, ждешь, пока аспид твой проблему решит. Вот и она ждала того-то. Не дождалась.
Замерла я, и слезы сами высохли.
Смотрю на заросли терновника, в которые превратился леший, защищая свой Заповедный яр ценой собственной жизни. Посидела, подумала, блюдце серебряное в суму засунула, яблочком закусила, нервничала потому что, и подумала вот о чем — Был когда-то яр Заповедный, имелась в нем ведунья лесная умная да опытная, и любила она аспида… прямо как я. Но на яр этот свои планы имели чародеи. Те самые, что завсегда слабостью невинных пользуются, что ударяют в самое больное место, что лишают дорогого самого. Что у ведуньи той самое дорогое было? Правильно — аспид.
— Чародеи сделали что-то, так? Заклинание какое-то, от коего аспиды на территории яра Заповедного контроль над собой теряли, права я? Чародеям ведь этот лес позарез был надобен, да?
Усмехнулся леший каменный, и ответил:
— Не ведунья ты — ведьма, как ведьма и мыслишь. Права ты, во всем права.
Кивнула я, ответ, принимая, и далее предположение сделала:
— Заклинанию этому лет триста, не меньше, не так ли?
И вновь согласился с предположением каменный.
— Так, ведунья.
А я же вот еще о чем подумала — Агнехран тут бывал не раз, да и не два, и никакого контроля над собой не терял вовсе. До тех пор не терял, пока яр Заповедный скорее был неживым, чем живущим. А как восстановился, как вновь силу жизненную получил, вот тут-то и сработало заклинание древнее! Ну, чародеи, ну гады же совести напрочь лишенные!
И поднялась я решительно.
— Ведунья, куда ты? — всполошился каменный.
— Мстить, лешенька монолитный мой, мстить! Прав ты, не ведунья я — а ведьма! И вот с ведьмой я бы никому связываться не советовала, особенно если эта ведьма — я!
***
Ох, и разозлилась я. Так разозлилась, что когда в лес свой вошла, первым делом тропу Заповедную к вампирам открыла. Да прямиком к свежевыстроенному замку Гыркулы. Сам граф был застигнут мной за совращением девы невинной, видать кого-то из деревень окрестных к себе заманил, и теперь вот совращал:
— Злотый в месяц, красавица, — пел он девице, осоловело ресницами хлопавшей, — а убираться то всего ничего, четыре спальни в доме моем…
Дева габаритов существенных млела, и наивно верила, что речь идет об уборке всего четырех-то комнат, а для нее, девки деревенской, это что раз плюнуть. Одна проблема — спален может и четыре, зато остальных помещений видимо не видимо, у вампирского графа одних столовых в замке штук двенадцать было.