Львица
Шрифт:
– Итак, – продолжал сэр Рейнольдс, – Альфред был послан на службу в колонии много лет назад. Он умер в Бостоне, да упокоит Господь его душу, два-три года назад, и графиня вернулась домой в Англию со своей прелестной племянницей.
– А, так, значит, вы уже два года в Англии? – спросил Лайон.
– Нет.
Лайону потребовалась целая минута, чтобы понять, что она не собирается ничего добавить к своему короткому ответу.
– Значит, вы воспитывались в колониях. – Это было утверждение, а не вопрос, и Лайон сам себе закивал головой.
– Нет.
– Вы там родились?
– Нет, –
– Но вы жили в Бостоне?
– Да.
– Да?
Он совсем не собирался повышать голос, но принцесса Кристина вела себя крайне вызывающе.
Да и сдавленный смех Рона не способствовал обретению душевного равновесия.
Лайон немедленно пожалел о том, что позволил ей заметить свое раздражение. Теперь она сбежит при первой же возможности. Он знал, как его гнев действует на людей.
– Сэр, вы сердитесь на меня потому, что я не родилась в колониях? – вдруг спросила Кристина. – По крайней мере об этом свидетельствует ваше нахмуренное лицо.
Он услышал смех в ее голосе. И в глазах ее тоже промелькнула веселая искорка. Похоже, она совсем его не боится. Не покажись ему такая мысль абсурдной, Лайон подумал бы, что она просто смеется над ним.
– Я совершенно не сержусь, – заявил Лайон. – Но вы и дальше намерены отвечать на мои вопросы только «да» и «нет»?
– Возможно, – сказала Кристина и открыто улыбнулась, ожидая его реакции.
Раздражение Лайона испарилось. Ее прямота вызывала приятное удивление, улыбка была чрезвычайно обаятельной. Он не пытался сдержать смех, и этот звук громким эхом прокатился по залу, вызвав удивленные взгляды гостей.
– Когда вы смеетесь, сэр, ваш смех подобен львиному реву, – заметила Кристина.
Эти слова привели его в замешательство. Они были такие необычные.
– А вы слышали рев льва, Кристина? – спросил он, опустив её титул.
– О, много раз, – ответила девушка, не успев подумать.
Ее слова прозвучали настолько убедительно, что трудно было не поверить им. Снова загадка.
– И где же вы могли услышать подобные звуки?
Улыбка внезапно сбежала с ее лица. Сама того не желая, она высказала больше, чем диктовала ей осмотрительность.
Но Лайон ожидал ее ответа. Кристина настороженно взглянула на него, затем повернулась к сэру Рейнольдсу. Она пожелала ему доброй ночи, объяснив, что, прежде чем отправиться домой, они с тетей еще должны заехать на один прием. Повернувшись снова к Лайону и Рону, она прохладно простилась с ними, словно королева, внезапно заканчивающая наскучившую аудиенцию.
Лайон не привык, чтобы от него так пренебрежительно отмахивались. Но принцесса Кристина ушла прежде, чем он успел ей сказать об этом.
Она знала, что должна уйти от него. Она чувствовала, как спокойствие покидает ее. Ее опекунша сидела в кресле у стены. Направившись к ней, Кристина заставила себя идти неторопливо и достойно.
– Я думаю, нам нужно собираться, – прошептала она.
Графиня достаточно долго прожила с племянницей, чтобы понять, что что-то произошло. Ее преклонный возраст никак не сказался на остроте ее ума или физическом здоровье.
Лайон остался стоять с Роном и сэром Рейнольдсом. Все трое наблюдали, как Кристина и ее тетя поспешно прощаются с хозяином дома.
– Я завтра заеду к тебе за той бутылкой бренди, – заявил Рон, толкнув Лайона в бок, чтобы привлечь его внимание.
– Рон, если ты еще раз ткнешь меня локтем под ребра, клянусь, я сломаю тебе руку, – пробормотал Лайон.
Эта угроза не испугала Рона. Он хлопнул друга по плечу.
– Думаю, мне следует пойти присмотреть за твоей сестрой, Лайон. Ты, похоже, сейчас не способен на это.
Как только Рон покинул его, Лайон повернулся к сэру Рейнольдсу.
– Что вам известно о Патриции Каммингс? – спросил он. – Только, пожалуйста, правду без всяких домыслов.
– Ты оскорбляешь меня, Лайон, – заявил сэр Рейнольдс, хотя его улыбка показывала, что он вовсе так не считает.
– Вы славитесь своей дипломатичностью, – ответил Лайон. – Итак, об опекунше Кристины. Что вы можете рассказать мне? Вы ведь наверняка знали ее в молодости.
– Конечно, – сказал Рейнольдс. – Нас всегда приглашали на одни и те же приемы. Уверен, то, что я скажу тебе, дальше не пойдет, поэтому я ничего не буду скрывать, Лайон. Это отвратительная женщина. Она мне тогда не нравилась, не нравится и сейчас. Только раньше ее красота несколько сглаживала впечатление от ее… поступков. Она вышла замуж за Альфреда, когда заболел его старший брат. Надеялась, что он вот-вот умрет. Патриция, словно стервятник, ожидала добычи – обширных владений. Однако брат Альфреда перехитрил ее. Он прожил еще целых десять лет, намного дольше, чем все могли предположить. Альфред был вынужден принять пост в колониях, иначе оказался бы в долговой тюрьме.
– А как же отец Патриции? Разве он не попытался оплатить долги своего зятя? По-моему, ради того, чтобы избежать огласки, он мог бы это сделать. Или у него было мало денег?
– Да нет, он был достаточно богат, – заявил сэр Рейнольдс. – Но он уже не хотел иметь с дочерью ничего общего.
– Может быть, потому, что она вышла замуж за Альфреда?
– Да нет, ходили другие слухи, – сказал Рейнольдс, качая головой. – Патриция всегда была жестокой и алчной женщиной. На ее совести много дурных поступков. Одна из ее интриг закончилась трагедией. Молодая дама, ставшая жертвой ее шутки, покончила с собой. Я не хочу вдаваться в подробности. Но достаточно сказать, что она, похоже, не изменилась с годами. Ты заметил, как она следила за племянницей? Меня прямо дрожь пробирала.
Лайон был удивлен горячностью, прозвучавшей в голосе сэра Рейнольдса. Старый друг его отца был известен своим спокойным, добродушным нравом. Но сейчас он буквально трясся от гнева.
– Вы тоже оказались жертвой ее жестокости? – поинтересовался Лайон.
– Да, – признал сэр Рейнольдс. – Племянница кажется таким нежным, незащищенным цветком. Ее воспитывала не тетка. Я в этом уверен. Но мне жаль бедное дитя. Ей тяжко придется, угождая этой старой ведьме. Графиня, несомненно, продаст ее тому, кто даст самую высокую цену.