Львиная охота
Шрифт:
Хоть в пальму лбом бейся...
Стасу я позвонил из уличного телефона. Дома у него опять не ответили, зато на работе голос секретарши уже не был таким безмятежно учтивым. На мой бесхитростный вопрос: "Где же его все-таки найти?" меня попросили оставить свои координаты, что я и сделал. Похоже, они там сами не знали, где босс. "Он, случаем, не ранен?
– наконец забеспокоился я.
– Уполз куда-нибудь умирать?" "Да что вы такое говорите!" - перепугались на том конце. Вот будет смешно, если мы разминемся, подумал я. В прошлый приезд я не знал, что Стас здесь обосновался, только после переворота мы с ним встретились, и то случайно. Не хотелось бы опять полагаться на милость случайностей... Или он вправду тяжело заболел? Но ведь оторванные, оттянутые расстегаи
Некоторое время я размышлял о будущем. О ближайшем будущем.
В том смысле, конечно, куда мне теперь направиться. Я люблю размышлять о будущем, обманывая себя тем, что в этом и состоит работа писателя. И я понял, что должен немедленно идти к РФ, поскольку если не сейчас, то когда? Вячеславин, правда, предупреждал, что кто-то из наших сегодня к Дим Димычу уже намылился, но, в конце концов, никакой очереди мы не устанавливали. Зачем, спрашивается, я сюда приехал? Я приехал проститься с Учителем, который умирает, который умирает вовсе не от старости или болезней, и никто не вправе откладывать нашу встречу, водя указующим пальцем по клеточкам невидимого плана-графика.
Принявши решение, я пошел к РФ.
Если ты Учитель, у тебя обязательно должен быть Ученик, думал я, спускаясь по бесконечной лестнице к набережной. Иначе какой же ты Учитель? Именно наличие Ученика делает из незаурядного человека нечто большее. Если продолжить эту мысль, то неизбежно получишь следующую: эстафетная палочка передается из рук в руки только кому-то одному. Иначе говоря, свой Дух ты вряд ли сможешь поделить между всеми желающими. (И это слова космолаза, скривился бы Вячеславин. Позор коммунисту, атеисту Жилову!) К чему сводятся мои патетические размахивания руками? К тому, к тому! Хоть и не мной придумана операция под полусерьезным названием "Свистать всех наверх!", призванная спасти нашего Русского Фудзияму (а кто ее, кстати, придумал?), я с готовностью принял эту безумную идею. Хоть и прибыл я в этот город, откликнувшись на зов своих друзей по писательскому цеху, в окончательный успех дела мне все равно не верилось. Хоть и не верил я в возможность вернуть РФ к жизни, но, похоже, на что-то еще надеялся...
Вот и набережная, а лестница все текла и текла вниз по склону, увлекая меня к морю. Это была центральная пляжная лестница - мраморная, с башенками. Невозможно было представить, чтобы взять и сойти с нее в сторону.
Мы спасали Учителя, забыв, что спасти сначала нужно себя. Мы все поголовно назвались его учениками, не понимая, что ему нужен только один Ученик. Нет, каждый из нас в глубине души это понимал, но опять же каждый втайне надеялся, мол, я - тот самый и есть. А кто-то был в этом уверен. Тогда как настоящий Ученик, вполне возможно, пропадал где-нибудь в Пырловке и был с РФ не знаком, потому что ложный стыд мешал ему высунуть голову, и нам бы взять да разыскать этого парня, да привести его к Дим Димычу за ручку, вместо того, чтобы дружно слетаться сюда со всех концов Ойкумены. А может, настоящий Ученик еще только учился читать по слогам? А может, РФ вообще не хотел быть ничьим Учителем? И, кстати, насчет стыда, который на самом деле не бывает ложным. Интересно, кто-нибудь из нас испытает ли потом это чувство? Например, беллетрист Жилов?
Бриз, вдруг задувший с моря, очень вовремя проветрил мою голову. Сандалии увязли в песке, и я их снял. Я с изумлением обнаружил, что мраморная лестница давно закончилась, а передо мной - пространство без конца и без края. Дом РФ остался где-то наверху и гораздо правее. "Подножье Горы". "Дом На Набережной"... Вокруг кипела жизнь. Веселые голые люди азартно играли в пляжный волейбол, другие голые люди зарывались в песок, ласточкой бросались
Неужели мне не хочется к РФ, спросил я себя. Неужели я боюсь? Тогда какого рожна я сюда притащился? Повидаться с алкоголиком Вячеславиным я мог и в Ленинграде, заглянув как-нибудь вечерком в ресторан Дома Писателя, а мрачного, болезненно серьезного Слесарька я мог легко отловить в его роскошном рабочем кабинете.
Раскинув руки, я подставил грудь морскому бризу.
– Моя любовь? Она седа, - нежно пропел кто-то, - глуха, слепа и безобразна...
Я на всякий случай оглянулся. Одна из валявшихся на песочке девушек, сняв с головы солнцезащитный шлем, помахала мне рукой и вспорхнула с места.
– Ты сегодня точен, - сказала она нормальным голосом.
Это была та самая безжалостная красавица, которую я видел утром возле киоска для меломанов, это была та самая любительница шаромузыки, которая с первого взгляда запала в мое подержанное сердце. Увы, она была в купальнике. Зато улыбалась - персонально мне.
– Я просто вежлив, - возразил я.
– Как король.
– Я тебя знаю, - сказала она, - ты король из моего сна. Я позвала, и ты пришел.
Я посмотрел почему-то на часы. Меня позвали, и я пришел, мысленно согласился я, вспомнив записку на рукоятке чемодана. Шутки шутками, но было как раз четыре пополудни. Вернее, без пяти, но это дела не меняло. Мне назначили свидание на взморье, и вот я здесь. Я был сегодня точен. Случайно ли ноги принесли меня на центральную лестницу и заставили спуститься до самого дна? Кто руководил движением моих ног?
– Поможем друг другу проснуться, - пробормотал я.
– Бог - это счастье. Носильщики хреновы...
– Ты веришь в Бога?
– тут же спросила девушка.
– Скорее нет, чем да. Впрочем, в какого?
– Он - один. Не понимаю, как писатели могут не верить в Бога, просто болезнь какая-то, особенно среди фантастов. Надеюсь, ты не фантаст?
– Как можно, - укоризненно сказал я.
Она долго смеялась, кокетливо грозя мне пальцем, и тогда я повернулся и побрел дальше, поддевая пену ногами. Я решил проверить ситуацию на прочность, и красавица не обманула моих надежд, легко и естественно присоединившись ко мне, а может, она подтвердила тем самым худшие мои подозрения, - просчитывать варианты мне пока не хотелось. Похоже, она в самом деле знала, кто я такой, оттого и веселилась. Ну, Жилов, держись, сказал я себе, молоденькие поклонницы тебя все-таки зацапали. Дождался на старости лет. Впрочем, молоденькие ли?
– Хорошая у тебя легенда, - заговорила она, отсмеявшись.
– Нет, я серьезно! К ребятам из Соединенной России здесь по-разному относятся, но писатель Жилов - это имя. Жаль, конечно, что ты не веришь в Бога, есть тут какое-то несоответствие, это сразу настораживает.
– Имя, а также фамилия, - ответил я.
– Но я никогда не говорил, что не верю в Бога.
– Значит, веришь?
– Этого я тоже не говорил.
Девушка закатила глаза и глухо молвила:
– В Бога он не верит. Человек у него, понимаешь, лев природы...
Это была цитата. Из меня цитата, из кого же еще. Незнакомка снова засмеялась, оглядев меня сверху донизу:
– "Лев природы", - это звучит.
– Лев вышел на охоту, - строго сказал я ей.
– Поосторожнее с этим делом. Вот только насчет "легенды" я не понял. Легенд я не пишу, не тот жанр.
Или не тот возраст, подумал я. Не тот азарт, не те зубы. Самое время было спросить у прелестницы, кто она такая, этак невзначай перевести стрелку разговора с моих анкетных данных на ее, самое время было разобраться в правилах игры, которую со мной затеяли, но...