Львиное озеро
Шрифт:
Ларош! Неудивительно, что отец вывел это имя печатными буквами. Внезапное открытие истины ослепило меня, словно вспышка.
— Вы знали, что они родственники?! — возопил я, оборачиваясь к Дарси.— Боже мой! Теперь ясно, почему отца так волновала судьба экспедиции Брифа. Лэндс знает?
Дарси кивнул.
— А Паола?
— Наверное...
Знали все, кроме меня. И молчали.
— Какова степень их родства? — спросил я.
— Та же, что и у тебя с Фергюсоном. Альберт — внук Пьера.
Родня в третьем поколении. То-то я испугался,
Дарси хрипло произнес:
— Простое совпадение...
Совпадение? Да, но чертовски странное: внук убитого и внук человека, подозреваемого в убийстве, вместе, в дебрях Лабрадора, на том самом месте, где когда-то разразилась трагедия... Я был так потрясен, что заставил Перкинса повторить сообщение. Моя мать отправила дневник самолетом в Монреаль, откуда его немедленно перешлют на 134-ю милю. Но было уже поздно. Впрочем, теперь это не имело значения.
— Мы отправляемся завтра,— сказал я Перкинсу, и мы условились, что он будет ждать моих сигналов каждый день с семи до половины восьмого, утром и вечером. Боб обещал связаться с Леддером и попросить его дежурить у приемника в то же время. Теперь нас будут слушать так же, как мой отец слушал Брифа. Мысль об этом немного успокоила меня.
На улице валил снег, колючие снежинки, увлекаемые ветром, неслись почти параллельно земле, набиваясь в глубокие колеи.
Дарси схватил меня за руку.
— Все это простое совпадение, парень. Выкинь из головы.
Выкинуть из головы? Не думать о том, что Ларош — внук потерявшего рассудок убийцы? Нет, такое не забывается. В эту последнюю перед выступлением ночь я долго лежал без сна, думая о воскресшем прошлом и прислушиваясь к завыванию ветра за тонкими деревянными стенками хижины.
Я проснулся под звон будильника в тихий предрассветный час и сразу почувствовал, что пути назад у меня уже нет. Вспыхнул свет, и я увидел склонившегося над печкой Дарси.
— Снег еще идет? — спросил я его, не желая вылезать из-под теплого одеяла.
— Наверное. — Он зажег спичку и развел огонь в печи. — Вставай, через четверть часа завтрак.
Мы умылись, побрились и вышли в пустой белый поселок. Паола Бриф уже сидела в столовой, вскоре пришел и Ларош. За окнами дул сильный ветер и по-прежнему падали мелкие льдинки
почти параллельно земле. Росли сугробы.
Мы молча поели, думая каждый о своем, потом сели в выделенный для нас грузовик и поехали к месту встречи с машиной, которая везла с 290-й мили наше каноэ.
В начале двенадцатого грузовик наконец приехал. Мы перенесли каноэ и скатанную в рулон палатку в нашу машину и снова выехали на тропу, направляясь к той точке, в которую попал Ларош, когда выбирался из тайги. Доехав до места, мы забросили за спины рюкзаки, а на плечи подняли каноэ и пешком углубились в заросли. Теперь мы были одни — четверка людей, перед которыми раскинулся Лабрадор. Между нами и побережьем, на пространстве
К ночи мы разбили лагерь на каменистых берегах небольшого озерца.
— Вот ты и понюхал Лабрадорчику. — Ладонь Дарси дружески стиснула мое колено. — Похоже, прошли от силы пять миль, если считать по прямой. Примерно одну десятую пути, если не меньше. Или одну двадцатую, с учетом обратной дороги.
— Ты что, хочешь уронить наш моральный дух? спросил Ларош.
— Лучше, когда знаешь счет,-— ответил Дарси. — Одно у нас утешение: по мере уничтожения провианта рюкзаки становятся легче.
...Проснулись мы с рассветом, быстро развели потухший за ночь огонь и приготовили завтрак. Утро было промозглое, на воде лежал плотный туман. Ларош снял и свернул палатку, а я стоял рядом и молча наблюдал за ним.
— О чем задумались? — спросила подошедшая Паола.
— Так, пустяки, — быстро ответил я. Делиться с ней своими страхами мне совсем не хотелось. С Дарси — другое дело, но с Паолой ни за что.
— Если пустяки, то лучше помогите мне грузить каноэ,— нахмурившись, сказала она.
В этот день каноэ сослужило нам хорошую службу. Только утром мы пересекли три озера и в начале одиннадцатого добрались до четвертого — длинного и узкого. Преодолев его по диагонали, мы вышли на старую индейскую тропу и очень скоро достигли второго из отмеченных Макензи озер. Но дальше стало труднее: вода и суша смешались непостижимым образом, озерца теперь были мелкие, ориентиры куда-то исчезли. Мы старались держать курс точно на восток, но шли практически вслепую.
Правда, шагать было не очень тяжело, волок легкий, много воды. Мне ни разу не удалось остаться с Дарси наедине, чтобы поговорить. Даже обед — шоколад, печенье и сыр — мы проглотили на ходу. Самым удивительным было то, что темп переходов задавала Паола.
Дарси был много старше любого из нас, и к концу дня, когда волок стал труднее, темп начал сказываться на нем. Да и на Лароше тоже; лицо его побледнело, походка стала вялой. Он взял себе на хранение карту Макензи и все чаще останавливался, чтобы свериться с ней. Однако на вопрос Паолы, узнает ли он местность, Ларош неизменно качал головой. Она всерьез забеспокоилась, когда мы, пройдя в хорошем темпе десять миль, так и не достигли озера, которое должны были опознать по каменистой банке в середине.
Мы с Паолой шли впереди. Волдыри на пятках давали о себе знать, но я уже начал втягиваться в ритм похода. Шли по большей части молча: Паола была занята выбором направления, а я глазел по сторонам. Местность была суровой и по-своему прекрасной.
Вскоре мы очутились на берегу маленького озерца и остановились, поджидая Дарси и Лароша, тащивших каноэ.
— Как вы думаете, не слишком ли мы отклонились к югу? — спросила Паола, хмуро глядя на поверхность воды.
— Не знаю,— ответил я. Она бросила рюкзак и растянулась на берегу, пытаясь расслабиться.