Львиное озеро
Шрифт:
— Он утратил лир речи...
— Но ведь можно было и написать.
— А что это за Тим Бэйрд? Родственник погибшего Билла Бэйрда? Что еще он вам рассказывал? Назвал он имя второго участника похода? Сказал, куда и зачем они направлялись?
— Нет. Но почему ваш отец молчал?
— Из-за мамы. Наверное, обещал не впутывать меня. Судя по всему, она ненавидела Лабрадор, — добавил я, вспомнив сцену на перроне.
И вот я здесь, на Лабрадоре...
— Вы спрашивали Лароша о Львином озере?
— Нет, не было случая. Ваш отец вел журнал?
— Конечно,—
— Странно,— пробормотал Леддер.— Некоторые заметки кажутся вполне осмысленными, другие — белибердой. Вот, например, эта: «Ларош? Нет, невероятно. Я схожу с ума». Что он имел в виду?
Я покачал головой.
— Или вот эта, от двадцать шестого сентября, когда Ларош добрался до людей: «Ларош? Невозможно». Покажите-ка сами журналы.
Я протянул ему стопку тетрадей. Увидев рисунки и каракули, Леддер улыбнулся.
— Совсем как в моих блокнотах,— сказал он, и в этот миг я начал испытывать симпатию к нему.
— Что за человек этот Ларош? — спросил я, вспомнив о сомнениях, охвативших Фарроу и заставивших меня посмотреть на радиограмму с другой точки зрения…
— Ларош? Понятия не имею. Французский канадец, но вроде неплохой парень. Высокий, волосы с проседью. Да я и видел-то его всего один раз. Я дружил с Тимом Бэйрдом, братом погибшего Билла.
Леддер умолк и заглянул в журнал. Тот был открыт на странице с записью: «Ищите узкое озеро со скалой в форме...»
— В форме чего? — задумчиво пробормотал радист. Я не ответил.
— Рисунки львов,— продолжал он.— Интересно, знает ли Ларош о Львином озере? Может быть, запись кончалась словами «со скалой в форме льва»? Вот изображение львиного туловища, словно изваянного из камня, а здесь еще одно. Вы говорили что-то о карте Лабрадора над столом вашего отца. На ней было отмечено Львиное озеро?
— Да, отец наметил его карандашом между Атиконаком и Жозефом.
— Квадрат С2 в том же районе. Черт возьми! Мы ничего не потеряем, если сообщим об этом властям. Куда полетит отсюда ваш самолет?
— В Монреаль.
— Отлично. Правление компании как раз там. Ну и чертовщина. А впрочем, как знать? Тут, на севере, все возможно.
Он потянулся к передатчику, взялся за ключ, нацепил наушники, и секунду спустя я услышал сигналы Морзе. Я устало закурил. Кажется, мне удалось чего-то добиться: человек, который поначалу отнесся ко мне настороженно, теперь подключился к делу.
— Ну вот, пожалуй, и все,— сказал Леддер, выключив передатчик и стянув с головы наушники.— Прочтите, что я им радировал.
«Возможно, что заявление G2STO о приеме радиограммы от Брифа заслуживает внимания,— прочел я.— Настоятельно рекомендую повидаться с сыном Фергюсона».
— Не знаю, как вас и благодарить...— начал я. Леддер, казалось, смутился. Я спросил его: — Передатчик был в самолете, когда произошла авария?
— Да, но самолет затонул, и им не удалось ничего спасти. Ларош выбрался из тайги с пустыми руками, на нем была только одежда. Во всяком случае, так мне сказали. Я радировал, чтобы вас встретили в аэропорту Дорваль, и сообщил номер рейса. Не
Я кивнул. Он сделал все, что мог.
Жена Леддера позвала нас к столу, и за чашкой кофе хозяин впервые подробно рассказал мне все, что знал об исчезновении Брифа. Они были знакомы, да и о Билле Бэйрде Леддер много слышал от его брата Тима.
12 сентября Бриф запросил самолет для доставки экспедиции из квадрата С1, с берега озера Разочарований, в С2, на берег озера Атиконак. Троих — Сэйгона, Хэтча и Блэнчарда,— как обычно, вывезли первым рейсом, чтобы те разбили новый лагерь. Брифу и Бэйрду предстояло лететь во вторую очередь и везти с собой передатчик, каноэ и остальные пожитки. То же самое повторилось и 14 сентября, но погода помешала отлету, о чем Бриф немедленно радировал в Монреаль. Потом он сообщил, что туман рассеялся и первая часть экспедиции улетела. В 15.00 начальник геологов дал знать, что самолет не вернулся из-за вновь сгустившегося тумана.
— Тут я заволновался,— добавил Леддер.— С Атлантики надвигался циклон, и я попросил Брифа выходить на связь каждый час. В 16.00 туман наконец рассеялся, но самолета все не было, и прилетел он только час спустя. Ларошу пришлось садиться на озеро в десяти милях от С1 и пережидать туман. Я не советовал Брифу лететь в тот же день: погода ожидалась мерзкая. Все рейсы через Атлантику отменили, самолеты садились в Кеблавике, в Исландии. Над Лабрадорским плато дождь переходил в снег, скорость восточного ветра повысилась до двадцати узлов, и ожидалось ее увеличение еще вдвое на следующее утро
— И все же Бриф решил лететь? — спросил я.
— Да. У озера Разочарований плохое дно, и самолет наверняка сорвался бы с якоря. В конце концов Бриф рискнул.
Я вспомнил эту запись отца, в которой он обозвал Брифа дураком, и задался вопросом, что гонит его дальше.
— Но ведь последнее слово в таких случаях принадлежит пилоту...
— Верно. Только Ларош никогда не боялся риска. Он решил, что перелет в С2 — меньшее из двух зол. В 22.00 Бриф не вышел на связь, молчал он и всю ночь, а утром были страшные помехи. Погода испортилась, и только через двое суток, один из самолетов поднялся с базы, чтобы облететь квадрат С2. Он и сообщил об исчезновении экспедиции. Немедленно объявили поиск. Использовали самолеты ВВС и гидросамолеты с базы в Пор-Картье, где главная контора строителей железной дороги.
Вскоре я откланялся. Проводив меня до двери, Леддер обещал сообщить, когда придет ответ из правления компании, и я вышел в ночь. Звезды исчезли, валил снег. Стояла такая тишина, что я, казалось, слышал, как падают снежинки. Фонаря у меня не было, поэтому я с трудом отыскал дорогу в гостиницу.
Погода задержала отлет, и грузовик прибыл за нами в девять утра. До половины десятого мы проторчали на аэродроме. Снегопад прекратился, воздух был холодный и жесткий, линия холмов на том берегу гавани резко выделялась на фоне мерзлого серого неба. В воздухе пахло зимой, все вокруг было черным и серым, никаких других цветов. Угрюмый пейзаж угнетал меня.