Lvl 2: Рок-н-ролльное сердце
Шрифт:
Вейдер аж с лица спал.
— Ты не посмеешь, — прошептал он.
— Кто? Я?! — Я огляделся. — А ты меня ни с кем не путаешь?
Ну что за охамевшее животное? Я ему лично письмо притаранил, а он стремается дверь открыть. И чего, спрашивается, боится? Даже если я его грохну, воскреснет тут же. Чё я у него, деньги украду? Ну, украду. Их заработать в этой педовне — только тупой не заработает. Хотя нет, п**жу безбожно. Как раз тупой и заработает. А вот наличие мозга наоборот мешать будет. Потому что мозг, буде он нормально развит, лучше, чем у годовалого шимпанзе, будет целыми
— Если моя мама узнает, что я пишу, она не переживёт! — взвизгнул Вейдер.
— Твоя мама на Татуине осталась.
— Что?
— Что?
Вейдер несколько секунд беспомощно смотрел на меня, как ягнёнок на мясника, а потом мяукнул что-то неразборчивое и скрылся в окне.
— То-то же, — сказал я и зевнул.
Уставать начал. Возраст, что ли, своё берёт... А может, бухаю много. Или мало. Это по трезвяку сложно понять.
Дверь открылась, в проёме показалось унылое рыло Вейдера.
— Запевай, я подхвачу. — Я оттолкнул его и протиснулся внутрь. — Выпить есть? Поэзия — дело такое, что... Вау.
Я остановился, немного обескураженный зрелищем.
— Это не то, что ты думаешь! — поспешил сказать Вейдер.
— Правда? Это не голая девка, прикованная к стене в гостиной твоего дома? — с любопытством посмотрел я на него. — Она настолько голая, что точно девка. И «браслеты» в свете свечей так и блястят. Так в чём подвох?
TRACK_08
Девка оказалась ничего такая, приветливая, улыбчивая. Рукой помахала, насколько цепи позволяли, поздоровалась. Вейдер схватил плед и попытался её закрыть. Плед лежал у её ног. Видать, писатель по пути к двери уже попытался укрыть свою странную тайну, но плед неохотно держался. Падал снова и снова. Вейдер с упоротой маниакальностью снова и снова его поднимал.
— Всё происходит по обоюдному согласию, — тараторил он под моим благосклонным взглядом. — Это нужно для творчества.
— Конечно, — сказал я. — Вообще хэзэ, как без этого творчеством заниматься. У меня дома в каждой комнате по голой бабе на цепях, а в подвале чего делается — караул просто.
Кстати да, у меня ж, по идее, подвал есть. А я там не был ни разу. Надо будет нагрянуть с внезапной проверкой, вдруг там интересное.
— Я как раз пишу книгу... — Плед шлёпнулся на пол, Вейдер нагнулся, и я встретил взгляд девицы над его спиной. — От лица девушки, которую похитил богатый поклонник и заточил в подвале. — Опять упал плед. Девушка улыбнулась мне — мол, будь снисходительнее, это же писатель. — Где долгое время насиловал, пока она его не полюбила...
— И как? — поинтересовался я. — Уже дотрахались до любви?
— Его не любовь интересует, — отозвалась девица. — Любовь он выдумает. Мы исследуем перспективы женского оргазма при длительном удержании в вот таком вот положении. — Она позвенела кандалами. — Вейдер, оставь ты эту тряпку, к тебе, в конце концов, гость пришёл. Не обращайте на меня внимания, пожалуйста.
— Слушай, Даниэлла, — прочитал я ник у неё над головой. — Ну с этим-то всё понятно, но
— Я извращенка, — лениво откликнулась она. — Знал бы ты, как я скончалась... Я этого, правда, не помню, но мне рассказывали. На следующий день после полного сканирования мы с одним отморозком...
— Фу, ладно, — отмахнулся я. — Не хочу слушать. Вейдер, давай, наливай, а то уйду. И гони сюда мою песню.
Сел за столик, вполоборота к Даниэлле, так, чтобы не выпускать из виду сиськи. А ведь в этом придурочном мире извращенцам — лафа. Ни тебе венерических, ни необратимых повреждений, ни смерти толком нет. Разве что некрофилом быть тяжело. Досадно, наверное: только начал трахать труп, а он — бах! — и исчезает.
Вейдер плеснул в две стопочки какого-то жалкого и презренного вина. Я поморщился, но выпил. Тоже мне, причастие...
— Ладно, — сказал я, откашлявшись. — Пой.
— А? — опешил Вейдер.
— На. Пой, говорю. Чего там написал?
— Я... я не певец.
— Слушай, ты достал. Чё я тебя, как девку, уламываю? Может, тебя к стене приковать и оттрахать, чтоб ты меня полюбил, а?
— Не надо! — шарахнулся Вейдер. — Я спою.
— Давай.
— Щас, щас спою.
— В предвкушении.
— Значит... Значит, задача была — сделать римейк «Звезды по имени Солнце», так?
— Ты меня экзаменуешь, что ли? — нахмурился я.
Сказать по правде, так вчера накидался, что уже не уверен в том, что вообще с Вейдером разговаривал. Но он вроде подыгрывает, значит, что-то этакое было.
— Ну, я попытался хотя бы отчасти сохранить рефрен, чтобы...
Я достал из инвентаря арбалет и ободряюще улыбнулся Вейдеру. У того начал дёргаться глаз. Новообращённый поэт хотел ещё что-то сказать, вдохнул, икнул, содрогнулся и внезапно запел, фальшивя, как бухой козёл в караоке:
— Вечно жить я мечтал
И сбылись все мои мечты
Мне сказали, что в рай я попал
Только где же в раю этом ты?
В этом городе много людей
Утопивших в разврате любовь
Я хотел бы забыться во сне
Чтоб увидеть лицо твоё вновь
И послать к чёрту вечную жизнь,
Ведь ты — моё солнце.
Когда он закончил, сделалось тихо. Потом от стены донёсся всхлип. Я чуть не подскочил от неожиданности. Оказалось, Даниэлла проронила сентиментальную слезу на обнажённую грудь.
— Это прекрасно, — прошептала она. — Мне стало так стыдно, что я такая развратная... Мёрдок, ты не мог бы?..
— Да, конечно, — кивнул я и засадил болт ей в грудь. Как хотите — так и понимайте, от меня всего можно ожидать.