Львы Аль-Рассана
Шрифт:
Его заметил Родриго. Он указал рукой, потом обменялся с ибн Хайраном долгим взглядом, значения которого Альвар не смог понять. Джеана прикусила губу, глядя на север. Хусари что-то тихо произнес, возможно – молитву.
Несмотря на усталость и тревогу, вид этого облака пыли, поднятого всадниками Вальедо в Аль-Рассане, глубоко взволновал Альвара. Потом он взглянул на Джеану, Хусари, и опять на ибн Хайрана, и снова пришел в замешательство. Как это получается, как то, к чему человек стремился всю свою жизнь, становится источником сомнений и дурных предчувствий?
– Они двигаются очень быстро, – произнес наконец ибн Хайран.
– Слишком
– Может быть, они задумали не осаду.
– А чем еще это может быть? Он же не собирается брать штурмом эти стены.
Ибн Хайран снова посмотрел на север с их наблюдательного пункта на высоком холме, к востоку от города.
– Возможно, так спешит лишь авангард, – сказал он. – По какой-то причине.
– В этом тоже нет смысла, – ответил Родриго, нахмурившись. Альвару показалось, что его голос звучит нервно и совсем не восторженно.
– Какое это имеет значение? – резко спросила Джеана. – Вперед!
Она всю дорогу скакала с быстротой солдата. Время от времени Родриго или ибн Хайрану приходилось ее сдерживать, чтобы не загнать коней.
Ее отношения с ибн Хайраном изменились после карнавала. Они старались не слишком демонстрировать это в походе, но это было заметно, у мужчины так же явно, как и у женщины. Альвар делал усилия, чтобы не слишком горевать по этому поводу. Это ему удавалось лишь отчасти. Жизнь может обрушить на тебя боль и растерянность с разных сторон.
Они спустились с холма, переправились через ров и вошли в город. Альвар – впервые, Джеана и Хусари вернулись домой, ибн Хайран вернулся туда, где Альмалик Первый пытался подорвать его репутацию и ограничить его власть.
А Родриго?
Альвар понял, что Капитан отправился с ними, замаскированный под ашарита – он сбрил усы, сделал темными волосы и кожу, – потому что дал клятву Веласу бен Исхаку охранять женщину, которая приехала сюда вместе с ними. Он не из тех, кто нарушает клятвы.
Родителей Джеаны нужно было увезти из Фезаны и предупредить остальных киндатов. Это была самая первая задача. Потом им снова придется решать, на чью сторону встать, и определиться со следующими шагами. Все они, насколько понимал Альвар, должны были присоединиться к войску Рагозы где-то к западу от Лонзы, по пути в Картаду.
Возможно, облако пыли на севере уже изменило их планы.
Теперь, когда джадиты вторглись в Аль-Рассан, будет ли Рагоза воевать с Картадой? Ашариты против ашаритов, когда всадники скачут по тагре? И будет ли самый прославленный из воинов-джадитов на полуострове в такое время сражаться на стороне Рагозы?
Альвар, один из этих воинов-джадитов, не знал ответа на этот вопрос. Во время поездки на запад он почувствовал, как отдаляются друг от друга ибн Хайран и сэр Родриго. Это была не холодность и уж конечно не противостояние. Это было скорее похоже на выстраивание обороны. Каждый из них строил укрепления в преддверии возможных боев.
Хусари, обычно разговорчивый и наблюдательный, не мог ему помочь разобраться во всем этом. Он всю дорогу был погружен в свои мысли.
На площади во время карнавала он впервые в жизни убил человека. Джеана во время одной из немногих коротких бесед с Альваром в пути сказала, что, по ее мнению, в этом все дело. Хусари прежде был купцом, а
«Это действительно может стать потрясением, – подумал Альвар. – Не все созданы для солдатской жизни и всего, что с ней связано».
Сказать по правде, – хотя он никому об этом не говорил, – Альвар уже не был уверен, что сам он создан для такой жизни. Это его пугало. Если не солдат, то кто же он? Только, по-видимому, солдат должен обладать умением смотреть на все очень просто, а Альвар в последнее время понял, что ему это не слишком хорошо удается.
На четвертое утро он почтительно попытался обсудить эту проблему с Капитаном. Родриго долго ехал молча, прежде чем ответил. Пели птицы; стоял яркий весенний день.
– Возможно, ты слишком умен, чтобы стать хорошим солдатом, – наконец ответил Родриго.
Альвар хотел услышать совсем не такие слова. Ответ звучал так, будто его отвергли.
– А как же вы? – спросил он. – Вы же пробыли солдатом всю жизнь.
Родриго снова заколебался, подбирая слова.
– Я вырос в другую эпоху, Альвар, хотя ненамного опередил тебя. Когда халифы правили Аль-Рассаном, мы, на севере, жили в страхе за свою жизнь. Мы подвергались набегам раз-два в год. Каждый год. Даже после того как набеги закончились, нас, детей, загоняли на ночь в постель, пугая, что придут неверные и заберут нас с собой, если мы будем вести себя плохо. Мы мечтали о чудесах, о переменах. О возвращении.
– Я тоже!
– Но теперь ты можешь это сделать, неужели не понимаешь? Это уже не мечта. Мир изменился. Когда ты можешь делать то, о чем мечтал, иногда это… уже не так просто. – Родриго взглянул на Альвара. – Не знаю, имеет ли все это хоть какой-то смысл.
– Я тоже не знаю, – мрачно проронил Альвар.
Губы Капитана скривились, и Альвар осознал, что ведет себя не слишком почтительно.
– Извините, – быстро произнес он. Он вспомнил тот день, – казалось, это было давным-давно, – когда Родриго за подобную наглость одним ударом сбросил его с коня у самого Эстерена.
Сейчас Родриго только покачал головой. Мир изменился.
– Попробуй вот что, если это сможет тебе помочь, – сказал он. – Тебе легко думать о тех троих людях, с которыми мы едем, как о неверных, чья жизнь порочна и грешна перед лицом господа?
Альвар замигал.
– Но мы всегда знали, что в Аль-Рассане существует честь.
Родриго покачал головой.
– Нет. Будь искренним. Подумай об этом. Некоторые из нас думали. Клирики отрицают это по сей день. У меня такое ощущение, что и твоя мать так думает. Вспомни об острове Васки. Сама идея священной войны это отрицает: ашариты и киндаты – это враги Джада. Их существование наносит ущерб нашему богу. Так нас учили много веков. Нет места для признания у врага чести, не говоря уже о нравственности. Тем более во время войны, которую породили подобные убеждения. Вот что я пытаюсь – очень неудачно – объяснить. Одно дело – вести войну за свою страну, свою семью, даже ради славы. Другое – верить, что люди, с которыми ты воюешь, воплощение зла, и за это их нужно уничтожить. Я хочу вернуть этот полуостров. Хочу, чтобы Эсперанья снова стала великой, но я не делаю вид, что, если мы разгромим Аль-Рассан и все, что он построил, мы исполним волю какого-то бога.