Лягушачий король
Шрифт:
Спустя некоторое время оказалось, что он пропустил еще одного участника воскресного обеда. Сверху к нему обратилась хрупкая старушка с седой косой, скульптурно уложенной вокруг головы. Старушка куталась в павловопосадский платок, расписанный цветами, и выглядела в нем как пожилая итальянская синьора, с удовольствием играющая в русски народны сувениры: матрешка уже лежит в чемодане, водка будет куплена в дьюти-фри.
– Это тетушка наша, – объяснила позже Кристина. – Вернее,
Тетя Люся скрасила Бабкину унылый обед. Он отвык от подобных сборищ и вообще не очень понимал, зачем они требуются. Сам он лучше повалялся бы на диване и посмотрел последний «Форсаж». Умных или просто интересных разговоров здесь не велось. Если кто и шутил, так только глава семьи, и юмор этот, по мнению Бабкина, отдавал казармой. Он не мог отделаться от ощущения, что в воздухе разлито напряжение. Может быть, источником его была молчаливая женщина с бледными губами? Сергей подумал об этом вскользь. Ему не было никакого дела до сложных взаимоотношений членов семейства Харламовых.
Он наблюдал за Богуном. Делал то, что предписано. Выполнял свою работу – вернее, пытался выполнять.
И чем упорнее пытался, тем явственнее понимал, что застрял здесь надолго.
Сергей открыл дверь своим ключом, зажег свет. Прибежавшего Цыгана ласково потрепал по голове.
Пес не поскуливал приветственно, а только пытался сунуть седую морду ему под мышку.
– Спит хозяйка, да? – спросил Бабкин. – Ты поэтому такой молчаливый, пожиратель подметок и мячиков?
Пожиратель завилял хвостом.
Маша и в самом деле спала, укрывшись лоскутным одеялом. «Опять в ночное пойдет», – подумал Бабкин. На жену обрушился огромный проект, и теперь по ночам она бодрствовала, утверждая, что это самое плодотворное время для работы.
– Машка, – виновато позвал Сергей, сев на край постели. – Я твоих панду и лягушонка подарил детям.
Маша посопела под одеялом.
– Что за дети? – сонно пробормотала она.
– Девчонка и пацан. Одному шесть, другой, кажется, девять. Брат с сестрой. Пацаненок до смешного обстоятельный. Рассказал мне, что уши и ноздри у крокодилов закрываются клапанами.
– А у меня вот не закрываются. – Маша повернулась, протирая глаза. – А жаль! Зачем ты меня разбудил…
– Девять часов, между прочим.
– Да-а? Ой, черт! Тогда хорошо, что разбудил.
Пока она умывалась, Бабкин сидел в кухне, задумчиво глядя в телефон. По пути домой он трижды звонил Илюшину, однако тот не отвечал. Как не вовремя пропал Макар…
Маша обняла его сзади. Пушистые волосы щекотали ему шею.
– Как твой день прошел?
– Илюшину не могу дозвониться, – сказал Бабкин, думая о своем.
– Что-то срочное?
– Не могу понять, срочное или нет… Нет, все-таки нет. Просто странное.
Маша
– Ты голодный?
– Нет, кормили как на убой.
– Может, мне расскажешь, что случилось?
– Формально ничего… – начал Сергей.
И тут зазвонил телефон.
– Макар! – с плохо скрываемым облегчением сказал Бабкин в трубку. – Где тебя носит?
– Ты там, часом, не раздет? – осведомился Илюшин. – Я у вашего подъезда, собираюсь подняться к вам.
– Заходи!
Макар возник на пороге минуту спустя. Обнялся с Машей, вручил ей букет ромашек, легкомысленно сообщив, что нарвал на школьной клумбе, – врун! – и потрепал по холке Цыгана.
– Утвердился ты в этой квартире, да, деревенщина?
«От деревенщины слышу», – молча оскорбился Цыган и ушел к Маше в ноги, тяжело вздыхать и страдальчески сопеть, как умеет делать только очень довольная жизнью собака, живущая в тепле и неге.
– Честно говоря, не думал, что он привыкнет к городской жизни. – Илюшин кивнул на пса. – А как же свобода? Леса, поля, дикие пастбища?
– Продал за гарантированную миску похлебки, – буркнул Сергей.
– Неправда, – вступилась Маша за Цыгана. – Просто ему в старости захотелось покоя.
– Мне тоже в старости хотелось покоя! – вскинулся Бабкин. – А что вместо этого? Собачья побудка в шесть утра.
– В девять!
Цыган лениво зевнул. Сергей усмехнулся: пес ему нравился, а главное, нравилось, что жена довольна. Они с Цыганом часами исхаживали окрестные улицы и парки, осваивали новые маршруты.
– Серега, расскажи о твоей поездке, – попросил Илюшин, устроившись с ногами на табуретке.
– С чего бы начать… Ладно, перейду сразу к выводу. Наш фигурант – сиделец.
Макар поднял брови. Маша удивленно посмотрела сначала на него, затем на мужа:
– Сиделец – то есть отбывал срок в тюрьме?
– Ага. И, я бы сказал, немаленький.
– Невозможно, – покачал головой Макар.
– Сам знаю, – огрызнулся Бабкин. – Но вот как-то оно так.
– Ты лично им занимался!
– Занимался. И ошибка исключена. Но пойми, я четыре часа наблюдал за этим типом! Он бывший зэк.
– Ты лично им занимался, – повторил Илюшин.
– Подождите-подождите, – запротестовала Маша. – Объясните мне, о чем речь! Почему невозможно, чтобы человек сидел в тюрьме?
Бабкин встал, налил себе воды и вернулся за стол.
– Я поехал к Харламовым для проформы. Старшая дочь выходит замуж, ее младшую сестру жених кое-чем насторожил.
– Она заподозрила, что он не тот, кем представляется, – вставил Илюшин.
– Биография у него прямая, как палка. Родился, учился, работал, переехал в Москву, снова работал. Ни бывших жен, ни приводов!