Лысая голова и трезвый ум
Шрифт:
Останавливается рядом, почти плечо к плечу и молча разглядывает содержимое магазина.
— Вы Лесик Пономарев?
Вздрагиваю. Ожидал чего угодно, но только не этого. Оправдываются худшие опасения. Слежка, плавно переходящая в прямой контакт.
— С кем имею честь? — от неожиданности заикаюсь.
— Это не важно, — торопливо говорит длинноногая девушка, не поворачивая головы. — У меня мало времени. Слушайте внимательно и запоминайте.
От девчонки веет таким холодом, что становится страшно. Чувство, что находишься в рефрижераторе рядом с тушами замороженных
— Вам никогда не найти человека, которого ищите.
— Откуда вы взяли, что мы кого-то ищем? — перебиваю незнакомку, соображая, арестовать ее сейчас, или дождаться окончания исповеди.
— Это тоже не важно. Меня просили передать, что вы и ваша коллега в бронежилете лезете не в свое дело. Опасное дело. Пока мы только предупреждаем, но если вы приблизитесь к нам еще на шаг, мы будем вынуждены применить все известные методы и средства, чтобы не подпустить вас еще ближе.
Мозг молодого лейтенанта анализирует быстро. Мы с Марией на верном пути. Мы разворошили осиное гнездо. В деле Исполнителей действует целая, хорошо организованная банда. Возможно, она прекрасно вооружена и готова к длительному сопротивлению. Но они боятся. Поэтому действовать в сложившейся обстановке необходимо быстро, проверяя и рассчитывая каждый шаг.
Разворачиваюсь к длинноногой незнакомке и хорошо поставленным голосом молодого лейтенанта предъявляю на нее свои права:
— Гражданка неизвестная! Вы арестованы!
Длинноногая гражданка, теоретически уже арестованная, испуганно вскидывает руки. Мужики в камуфляже, привлеченные этим движение, резко меняют маршрут движения и врезаются в меня на полной скорости. Три мешка цемента неудачно выпадают из носилок и обрушиваются на молодое тело лейтенанта всей своей тяжестью.
Воспользовавшись неуправляемой ситуацией, длинноногая незнакомка, срывается с места и скрывается в потоке людей.
— Стоять!
Скидываю мешки, вскакиваю на ноги и, растолкав охающих и путающихся под ногами мужичков в камуфляже, пытаюсь преследовать таинственную незнакомку. Ее красный платок то и дело мелькает среди спешащих человеческих тел. У меня первый разряд по бегу среди толпы. Догнать, что в свисток свистнуть.
На полной скорости врезаюсь в верблюда, которого переводит через дорогу бедуин. Переводит, надо заметить, в неположенном месте. Куда смотрит дорожная инспекция?
Бедуин, падая, успевает зацепиться за меня крепкими бедуинскими объятиями. Верещит что-то по-своему, не разобрать. Наверно, ругается.
— Отпустите! — кричу не понимающему русский язык бедуину. — Я при исполнении.
Чудовищным усилием воли и силы отрываю от себя пальцы бедуина и бросаюсь в погоню за длинноногой. В последний момент замечаю на губах верблюда презрительную улыбку.
В районе двух кварталов настичь беглянку не удается. Руководствуюсь правилами ведения погони в городских условиях. Максимум два квартала погони.
— Гадина!
Прохожие подозрительно шарахаются в сторону.
Бегом возвращаюсь к витрине. Подозрительные товарищи с носилками и верблюд с бедуином попались под ноги не просто так.
Мужичков с носилками нигде не видно. Так же, как и бедуина с горбатым верблюдом. Провалились, как сквозь землю. Бросаюсь к прохожим с однотипным вопросом — верблюда не видели? После нескольких советов о немедленной госпитализации опрос прекращаю. Действительно, глупо. Кто в наше стремительное время обращает внимание на верблюдов и сопровождающих их бедуинов.
Иду к витрине. Первое правило оперативника — любой человек может случайно обронить предмет, по которому его в дальнейшем можно поймать. Лучший вариант паспорт, но и записная книжка с телефонами тоже неплохо.
Ничего. Ничего, кроме пятна тротуара, покрытого инеем. В том самом месте, где стояла длинноногая незнакомка. Иней на излете лета? Разве можно удивляться куску зимы, когда мир готовится вот-вот исчезнуть?
Похоже, мы с Баобабовой вступаем в новую фазу расследования. Преступник через посредника присылает предупреждение. И не будет больше спокойной жизни. Или мы, или уничтоженный мир. Одно непонятно, если мир в его руках, то почему сотрудники отдела «Пи» до сих пор живы?
На ступенях отделения сидит Угробов. Ступени щедро усыпаны бычками. Капитан, заметив меня, вскакивает, бросается навстречу и стискивает в крепких объятиях:
— Мужайся, лейтенант! Мужайся… Тут такое случилось!
Мужаться мне некогда. Живым бы из объятий выкарабкаться. Капитан меры не знает.
— Что случилось?
— Баобабова….
Только сейчас понимаю, что с сегодняшнего утра меня преследовало какое-то неприятное чувство. Вот оно. Случилось. Маша, Машенька, Мария. Баобабова, напарник, коллега и просто хороший сотрудник.
— Как же так, капитан?! — кричу, отбиваясь от рук Угробова. — Не уберегли прапорщика? Лучшего из лучших не уберегли! На похороны поскольку сбрасываемся?
Угробов испуганно отстраняется:
— Внеочередное звание тебе к пенсии, Пономарев. Какие похороны? Кто сказал? Жива Баобабова. Жива. Поцарапало слегка по голове, но в целом соображает. В приемной отлеживается. На диване.
— Значит, не сбрасываемся? — груз с сердца. Денег в кармане нет и до получки не предвидеться. С таким капитаном сердечный удар подхватить можно. — Что произошло?
Капитан Угробов увлекает за собой:
— Она сама расскажет. Говорит, только Лесику Пономареву душу нежную открою. Мы к ней и так, и эдак. Она ни в какую. Лесика, тебя тоесть, требует.
— Значит, не только поцарапало, — успокаиваюсь окончательно. Если есть что-то, что Мария готова рассказать исключительно мне, то это только о деле Исполнителей.
У дверей приемной несет вахту секретарша Лидочка. По случаю важности охраняемого объекта Угробов отдал Лидочке свой пистолет. Лицо у Лидочки выражает решимость и жесточайшее желание пострелять из дармового оружия.
— Наша смена, — улыбается капитан и разворачивает дуло пистолета на сто восемьдесят градусов, — Так держать! Как наша подопечная?