Лысая голова и трезвый ум
Шрифт:
— Вот! — Баобабова громыхает об стол тяжелыми предметами. — Знала что рано или поздно пригодится.
— Это что? — на неопытный взгляд молодого лейтенанта вещи, выложенные прапорщиком ничего общего с мертвецами не имеют.
— Автономная газовая горелка с запасными баллонами. У меня тетка на космодроме сварщиком работала. Вот… нечаянно позаимствовала. Хотела выкинуть, да я к рукам прибрала. Пригодиться.
— А это еще зачем?
— Капканы на медведя. Работают и с трупами. Пусть только эта гадина мне в руки
Капканы на крупного зверя, конечно, замечательно. Но мы же не звери. Мы честные оперативные работники.
— Это убери, — сдвигаю громыхающее железо на край стола. — Человек не зверь. Достаточно по голове настучать. Горелки возьмем. От мертвецов, кажется, огонь тоже помогает. И обычное оружие тоже прихватим. Мертвяк не мертвяк, а перестраховаться не мешает. Вполне может статься, что ошибаемся мы насчет трупов. Может, самая обычная девчонка, но с пониженной температурой тела.
— Не завидую я ей, — Баобабова послушно запихивает капканы в ящик.
Да уж. Завидовать нечему. Никакой личной жизни.
— Леша! — голос Баобабовой как-то странно теплеет. — Возьми. Это наша фамильная драгоценность. От прабабки досталась. Она у меня княжеских кровей была.
На ладони у Марии серебряный крест.
— Тяжелый какой. Не жалко?
— А я не навсегда. Поймаем негодяев, обратно в ящик спрячу. А если потеряешь, тебя вместо креста в коробочку засуну. И будешь ты всегда при мне, как тот скелет в шкафу. Понял?
Чего ж непонятного. Посею крест, замочит не взирая на дружбу и рабочие отношения.
— Остается один вопрос, — проверяю, насколько удобно закреплена горелка за поясом. — Очерченный нами круг поисков слишком велик. Три десятка жилых домов, пара заводов, другие предприятия и общественные заведения. Тяжело отыскать иголку в стоге сена за двадцать четыре часа.
— Значит, надо применить магнит. Кажется у нас есть одна очень умная особа, способная найти все, что угодно в этом городе.
— Твоя тетка? — Не хотелось бы привлекать к пискам гражданское население. Особенно теток.
— Лесик, иногда ты такой недогадливый, — сердится Баобабова, защелкивая замки на железном сундуке. — При чем здесь моя тетка? Я говорю о той собачке, которую мы сплавили в институт Павлова.
— Машка! Ну, ты… молодец! Собака-невидимка на службе правоохранительных органов! Это же здорово. В конце концов она нам обязана. Мы ее, можно сказать, спасли от смерти. Думаю, она нам не откажет. Если совесть всю не проела на колбасном заводе.
— И если ее еще не засунули в какую-нибудь центрифугу. Век собачий не долог. У меня в том институте тетка год лаборанткой проработала. Много всего разного рассказывала.
— Такую редкую породу в центрифугу не засунут. Где телефон?
Мария вежливо швыряет на мой стол телефон и усаживается на краешек.
— Нашла кресло, — ворчу я, удерживая
— Але! Але, говорю! Это институт Павлова? Здрасть. Это милиция с вами общается. Мы вам недавно собачку странную привезли для опытов. Чернилами облитую….
— Фиолетовыми, — шепчет Машка.
— Мне тут подсказывают, фиолетовыми чернилами. Она у нас по одному делу проходит. Даже по трем. Хотелось бы ее на время позаимствовать.
Из трубки слышатся нехарактерные для трубки звуки и радостный голос с той стороны практически лает в ответ:
— Гражданин лейтенант?! Не узнали? Это же я! Меченый! Собственной шкурой, можно сказать. Что значит, почему до сих пор живой? А какой я, по-вашему, гражданин лейтенант, должен быть? Хе-хе! Что делаю с телефоном? А я тут на проходной работаю. На полставки, сутки через трое. Вахтером. Всех впускать, никого без особого разрешения не выпускать.
Прикрываю трубку рукой и сообщаю Машке радостную весть. Баобабова закатывает глаза, показывая, насколько ее возбуждают новости.
— Премного вам, гражданин лейтенант, благодарен. Кормят здесь, конечно, не как на колбасном заводе, но жаловаться грех. Жильем обеспечили. Однокомнатной, деревянной. Карабин выдали, фуражку, калоши. Практически на чистопородного стал похож.
— Рад за тебя, Меченый, — пытаюсь остановить словоохотливого собеседника, но Меченый захлебываясь, делится своими радостями. Для него мы единственные близкие люди и товарищи на всей планете.
— Я теперь уже не фиолетовый. Меня, гражданин лейтенант, в целях усиления охранных функций решили оставить как есть, невидимым. Очень данная особенность в работе помогает. И не только в работе.
Бегающий у проходной одинокий карабин должно быть сильно пугает гостей института.
— А как вы поживаете, гражданин лейтенант? Видать совсем жизнь загнула, раз о Меченом вспомнили?
— Есть кое-какие трудности, — соглашаюсь с трубкой. — Помощь твоя нужна. В очень важном государственном деле.
— Преступность одолевает? — голос на том конце провода становится серьезным. — Знакомое дело. У нас тут в институтской столовой тоже все насквозь коррумпировано. Главный повар ставленник мафии, занялись бы на досуге. А, гражданин лейтенант?
— Обязательно займемся. Но чуть позже. Так как насчет того, чтобы помочь на добровольных началах?
— Через двадцать минут у меня заканчивается смена. После чего я полностью в вашем, гражданин лейтенант, распоряжении.
— Отлично. Встречаемся на центральной площади под памятником. Сам доберешься, или машину прислать?
— Проездной у меня. Декадный. Шучу, гражданин лейтенант. Доеду, не маленький. Узнаете меня так, или журнальчик свернутый притащить? А пароль будет? И правильно. Нам от общественности скрывать нечего. Шучу, шучу!