Люба, я вернулся
Шрифт:
Платье, сто лет провисевшее в шкафу, было предназначено именно для этого момента. У него была одна единственная миссия – быть разорванным в клочья, моим лю… бывшим мужем. Шумно выдыхая, он срывает его с меня, разрывая по швам.
– Федя… боже… нет, – давно уже поздно произносить такое.
Он хватает меня, приподнимает и тащит на кровать. Бросает. Я испуганно
– Нет, Люба, – сдергивает с себя футболку, отбрасывает в сторону, берёт меня за лодыжку и подтягивает к себе.
В этот момент словно острое лезвие опасной бритвы одним махом отсекло прошлое и всё, что случилось даже пять минут назад.
Началось новое время, неизвестное мне пока…
Фёдор навис надо мной. Он не спрашивает, просто берёт. Не церемонясь, жадными рывками, освобождает моё тело от остатков одежды. И я теряю связь с реальностью, проваливаюсь в эту обличающую пучину страсти, с таким же остервенением, жадностью и яростью, как и Фёдор…
Только сейчас это что-то другое. Вообще не то, что я когда-либо знала. Новое чувство, чёрт его знает, как оно называется. Оно не поддаётся объяснению. От него перекрывает дыхание, и горит всё внутри. Это пламя охватило нас обоих… больше я ничего не знаю.
Фёдор
Я знаю, что делаю неправильно, что не должен, но как быть, если я ничего не могу с этим поделать.
Во мне словно включилось что-то или выключилось напрочь.
Безумие – да.
Сумасшествие – да.
Желание – ещё какое.
И даже не эти рыжие волосы и не это платье, а вся она в целом, её новая манера, её полуулыбка, движение рукой и телом, всё это снесло все, какие есть во мне запреты.
Мне всё равно, что будет завтра и что было вчера, я знаю только здесь и сейчас. А сейчас я хочу её, безумно хочу, как никогда никого не хотел.
Она такая знакомая, такая привычная, вдруг стала запретной, и мне до боли в груди нужно сломать этот
Поэтому, меня понесло. Куда-то, откуда только один выход…
Люба
Спать невозможно. Мы слишком давно не виделись. Давно не говорили. Я лежу, сложив ладони у него на груди и подперев ими подбородок, смотрю ему в лицо, провожу пальцем по его щетинистой щеке.
– Как ты изменился, – улыбаясь, провожу пальцем по его носу.
– Разве? Хотя – да. Я изменился, – делает затяжку, выпускает в сторону струйку дыма. – Я вот так иногда вспоминаю твой пирог с говядиной. Никогда не ел ничего более вкусного ни до тебя, ни после, – Федор усмехнулся, ещё раз затянулся и потушил в пепельнице сигарету, – давно пора бросать.
Я осторожно соскользнула с его груди, легла рядом. Подперев голову, смотрю на его выдающийся профиль, я уже и забыла какой он.
– Ты же не курил.
– Та вот, начал.
– Она что не может приготовить пирог с говядиной? – ещё раз провела пальцем по кончику его носа.
– Нет… Я не хочу об этом говорить, – усмехнулся.
– Давай, отвечай, – требовательно уперлась пальцем в волосатую грудь.
– Ну нет, ты меня на этом не поймаешь, – положил широкую ладонь на мою.
– Я хочу знать, – требую, конечно, я хочу подтверждений, что она не такая искусница на кухне как я.
И я их получаю.
– Ну, вообще-то, она не очень хорошо готовит, можно даже сказать совсем плохо.
Бальзам на мою когда-то израненную душу. Как же это приятно, просто обалденно услышать, запомнить и знать, что она хоть в чём-то мне уступает.
– Зато, какая она шикарная в постели, да?
– Ну как тебе сказать… об этом я говорить не буду.
– Давай. Почему нет, раз уж у нас пошла такая пьянка. Ты ведь ушёл к ней потому что она хорошо трахается?
– Ты точно хочешь это знать?
– Конечно хочу. Какая теперь разница, – подначиваю его на откровенность.
Конец ознакомительного фрагмента.