Любавины
Шрифт:
– Что? – строго оборвал ее Пашка.
– Ничего.
– То-то, – Пашка со скрежетом всадил скорость и поехал. И помирил инженера с Настей.
И той же ночью уехал из Быстрянки – не мог же он ходить в клуб и слышать за спиной хихиканье девчат.
Было грустно, когда уезжал. Написал Прохорову писульку: «Прости меня, но я не виноват».
Подсунул ее под дверь и уехал в Листвянку.
Это одна из многочисленных
А вот – последняя.
Вез из города одну прехорошенькую молодую женщину. Она ехала к мужу, который работал в Баклани зоотехником.
Перед тем, как уехать из города, Пашка полаялся с орудовцем, и поэтому был мрачный.
Женщина сидела в кабине, с ним рядом, помалкивала. Смотрела по сторонам. Пашка глянул на нее пару раз и сказал:
– Не знаю, как вы, но я лично говорил и буду говорить, что на каждой станции кипяток бесплатный, – он сказал это совершенно серьезно.
Женщина удивленно уставилась на него.
– Я не поняла, – сказала она.
– Я хотел сказать, что вам ужасно идет эта шляпка.
Женщина улыбнулась. Ничего не сказала.
– Значит, в Баклань к нам? – спросил Пашка.
– А вы из Баклани?
– Из Баклани.
– Мужа моего знаете? Он зоотехником у вас работает.
– Нет, я начальство мало знаю. Значит, к мужу едете? Жалко.
Женщина опять улыбнулась.
– Молодой муж-то?
– А зачем вам это?
– Не знаю… Просто нечего больше говорить.
Женщину этот ответ почему-то очень рассмешил. Она смеялась, закрыв ладошками лицо, – сама себе, негромко.
– Веселый вы.
– Я не только веселый, я ужасно остроумный, – сказал Пашка. Женщина опять прыснула и опять закрыла лицо ладошками. А ладошки у нее маленькие, беленькие. Ноготочки розовые, крошечные.
«Прямо – куколка», – думал Пашка.
– По-французски не говорите? – спросил он. Женщина перестала смеяться, смотрела на него, готовая снова закрыть лицо и смеяться.
– Нет. А что?
– Поболтали бы… – Пашка приподнял колени, придерживая руль, закурил.
– А вы что, говорите по-французски?
– Кумекаю.
– Что это такое?
«Нет, она, конечно, божественное произведение», – спокойно, без волнения, думал Пашка.
– Значит, говорю.
Женщина смотрела на него широко открытыми синими глазами – не знала: верить или не верить.
– Как по-французски… шофер?
Пашка снисходительно усмехнулся.
– Смотря, какой шофер. Есть шофер первого класса – это одно, второй класс – уже другое… Каждый по-разному называется. А женщина по-французски –
– Не знаете вы французский.
– Я?
– Да, вы.
– Вы думаете, что говорите?
– А что?
– Я же француз! Вы присмотритесь получше. Я просто в командировке в Советском Союзе.
Женщина опять засмеялась.
Так ехали. Пашка плел несусветную чушь, женщина тихонько хохотала. Дохохоталась до того, что живот заболел.
– Ой, – сказала она, – у меня даже в бок что-то вступило. Что это, а?
– Пройдет, – успокоил Пашка.
Прошло действительно, но зато Пашка заметил, что она что-то очень уж нетерпеливо стала поглядывать вперед. Раза два спросила:
– А долго нам еще ехать?
– Еще километров шестьдесят.
Женщина затосковала.
«Досмеялась», – понял Пашка. Выбрал место, где Катунь близко подходит к тракту, остановился.
– Вот что, мадам, сходите-ка за водой. А я пока мотор посмотрю.
– С удовольствием! – сказала женщина, схватила ведро и побежала к реке – вниз, через кустарник. Пашка смотрел ей вслед. Была она изящненькая, стройненькая – девочка. И то обстоятельство, что она уже замужняя женщина, делало ее почему-то еще прелестней.
Вернулась женщина повеселевшей, готовой опять сколько угодно смеяться.
– Красивая река? – спросил Пашка, весело и понимающе глядя на нее.
– Да, – женщина тоже глянула на него, покраснела и засмеялась.
Пашка с минуту влюбленно смотрел ей в глаза.
– Что вы?
– Так, – он принял у нее ведро с водой и окатил задние скаты – в радиаторе было полно воды.
– А я думала – вам в мотор надо.
– Колеса греются, – пояснил Пашка.
– Я еще никогда не видела, чтобы шоферы колеса обливали.
– Потому что – обормоты, поэтому и не обливают. Положено обливать после каждой полсотни километров.
Поехали дальше. Странное дело: до этой остановки Пашка ничегошеньки не чувствовал к женщине, а сейчас – как глянет на нее, так в сердце кольнет.
«Попался, по-моему», – подумал Пашка. Трепаться расхотелось.
– Расскажите еще что-нибудь, – попросила женщина. «Я бы рассказал… Измять бы тебя сейчас всю, исцеловать… Кошмар – влюбился опять!», – Пашке почему-то захотелось поднять женщину на руки, поднести к обрыву, над рекой, и держать над обрывом – вот визгу было бы.
– Почему вы замолчали?
– Думаю, как бы у вас чемоданы украсть.
– Ха-ха-ха…
– Вот доедем сейчас до глухого места, ссажу вас, а сам уеду с чемоданами.