Люби меня нежно
Шрифт:
— Я… я не знаю, что вам сказать, — ошеломленно произнесла Юля.
— Ведь это моя квартира, и я могу делать с ней все, что захочу.
— Да, но…
— Юля, я прошу тебя мне помочь. Я могу обратиться только к тебе. Сейчас столько пишут про то, как обманывают с квартирами…
— Светлана Владимировна, во-первых, на это надо время. Во-вторых, за вашу квартиру мы вряд ли сможем получить такую сумму, которая вам нужна.
— Я у кого-нибудь займу. У меня есть знакомые… — Светлана Владимировна достала из сумки платок и быстро смахнула набежавшие слезы. — Правда-правда, они могут помочь…
«А что будет потом?» —
— Может, есть какой-то другой выход? — осторожно спросила Юля.
— Нет. Я уже все решила. Сейчас это важнее всего. Ты поможешь мне, Юля? — Это была не просьба, это была мольба, крик, надрывная боль, которую невозможно было не почувствовать.
Юля смотрела на эту женщину так, словно впервые ее увидела. Если бы она могла, то решилась бы на такой же поступок… ради Вадима. Более того, Юля чувствовала, что не может оставаться в стороне, как бы ни взывал к ней разум. В какой-то момент ей казалось, что она его ненавидит из-за его обидных слов, но его последний поцелуй, словно крик гладиаторов: «Ave caesar imperator! Morituri te salutant!» [2] тревожил душу, не давал покоя, отзывался горечью жалости. Именно той Жалости, которая бывает иногда равна любви.
2
Салют императору! Идущие на смерть приветствуют тебя!
Однако она не знала, чем помочь конкретно. Разве что действительно продать квартиру…
«И выставить ее на улицу, — тут же мелькнула мысль. — Черт бы тебя побрал, Вадик! Тебя и твои пустые амбиции!»
А может, стоило бы обратиться к отцу? Но тридцать тысяч… Он тут же заговорит о гарантиях, о сроках.
Юля была разумной девушкой. Она знала отца и не питала по поводу его ответа никаких иллюзий. Однако что-то придумать было надо…
— Светлана Владимировна, я сделаю все, что будет в моих силах, но повторяю, продажа квартиры — дело не двух-трех дней, — сказала Юля.
— Я верю тебе, — кивнула со слабой улыбкой Светлана Владимировна и вышла.
Она несколько последних минут боролась с ужасающим головокружением и стеснением в груди. Странная тупая боль отдавала в ключицу и мешала вздохнуть в полную силу.
Выйдя на улицу, ей показалось, что стало немного легче, но тут в глазах появились маленькие разноцветные точки. Такие она видела, когда в детстве сильно нажимала пальцами на глазные яблоки. Тогда точно так же темнело все вокруг, и появлялись эти красивенькие маленькие точки. Но они исчезали через несколько секунд, тогда как эти точки продолжали неистовствовать, заполняя собой все ее сознание…
— Ой, женщине плохо! — воскликнул кто-то совсем рядом.
— Да пьяная она, небось…
— Нет, точно плохо.
— Помогите человеку! Вызовите «скорую»! Света, ты принимаешь какие-то лекарства? — сквозь шум в ушах услышала она мужской голос и почувствовала крепкие руки. — Света, Светочка, держись…
Лекарства… лекарства…
«Как глупо…» — подумала она, теряя сознание.
— Не смей бросать трубку, парень, — услышал Вадим, как только ответил по телефону.
— У меня еще есть время! — почти прокричал он.
— Есть,
— У меня есть время, — тупо повторил Вадим.
— И что с того?
— Еще два дня!
— Парень, у тебя нет никаких шансов отдать долг. Абсолютно никаких. Но долг отдавать надо, так? Карточный долг — прежде всего. Это святое. А если не можешь… Что ж, я расскажу тебе, что произойдет в этом случае. Ты попадешь в руки ребят, которые обожают мучить людей. Они поймают тебя, отвезут в какое-нибудь глухое местечко, где уже все будет приготовлено: костерок там, разные ножички, щипчики, шипы, крючки и так далее. Не буду перечислять тебе весь их арсенал. Они испытывают невероятное наслаждение от того, как человек страдает. Ты не издашь ни малейшего звука, потому что рот они тебе заклеют липкой лентой. Возможно, тебе повезет, и ты станешь главным героем нелегального фильма для садистов и прочих извращенцев. Конечно, кассета с твоими мучениями вряд ли соберет такую сумму, чтобы покрыть твой долг, но все же людям, которым ты должен, это будет хоть каким-то утешением.
Вадим в ужасе метался по квартире. Он и желал бы бросить трубку, даже разбить телефон, но собеседник цепко держал его внимание, словно удав гипнотизировал кролика, порабощая и подчиняя себе ужасающей картиной того, что может случиться.
— Но, честно говоря, мне тебя жалко, — продолжал собеседник с тяжким вздохом. В его голосе звучали интонации телеисторика Радзинского. — Правда, жалко. Но так уж сложилась судьба. Однако ты еще можешь выбрать. Потом будет поздно.
— Выбрать что? — дрожащим голосом поинтересовался Вадим, уже догадываясь, что имел в виду собеседник.
— Смерть. Только от тебя зависит, как ты умрешь. Легко или перед смертью испытав такие страдания, о которых не знают даже грешники в аду…
Вадим отбросил трубку, как ядовитую гадину. Потом схватил телефон и со всего размаху швырнул его на пол.
Страх проник в каждую клеточку его тела, в каждый уголок души. Страх давил его, сочился из него липкой гадостью, от которой не было никакой возможности очиститься.
Вадим побежал в ванную и сунул голову под ледяную струю воды.
Постепенно он успокаивался.
Легкая смерть…
Легкая смерть…
Легкая смерть…
Только спустя минуту он понял, что сам шепчет эти слова, как заклинание, как спасительную мантру.
Легкая смерть…
Взгляд его упал на бритву со сменным лезвием, лежавшую на полочке перед зеркалом.
Легкая смерть…
Был ли у него выбор? Никакого. Была ли у него надежда? Ни малейшего проблеска.
Продолжая смотреть на бритву, он включил горячую воду и начал раздеваться…
Светлана Владимировна вырвалась из мрака, как будто выскочила на поверхность с большой глубины.
Первое, что она увидела, — это лицо какого-то мужчины. Он держал ее за руку и с нежностью смотрел ей в глаза. Так на нее смотрел только отец.
Лицо мужчины показалось ей знакомым, но она не могла понять, где его уже видела.
— Тань, она пришла в себя, — услышала Светлана Владимировна женский голос. — На диабетическую кому не похоже. Наверное, пароксизмальная тахикардия или групповая экстрасистолия.
— Вколи ноль пять атропина… Включи воздух. ЭКГ готова?
— Сейчас…