Люби меня нежно
Шрифт:
— Хрен с тобой! — не выдержал он наконец и скрылся в спальне.
Света замерла, застыла, прижав руки к груди.
Из своей комнаты выскользнула мать, ворча, закрыла на засов двери, выключила везде свет. К дочери не подошла.
Света крепко зажмурилась, чтобы не заплакать.
На следующее утро она поднялась первая. Дала поесть двум хрякам в сарае, насыпала корм птице, приготовила завтрак.
Встала мать. Буркнула что-то про белье, которое следовало бы замочить, «а то лежит в корзине, и никому дела до него нет». Света демонстративно
Из спальни вышел заспанный Саша. Почесывая волосатую грудь, он чмокнул Свету, возившуюся у плиты с непроницаемым выражением лица.
Сунув ноги в старые калоши, муж выскочил во двор и рысцой направился в сад, к туалету.
Ели молча. Саша ел жадно, глотал яичницу целыми кусками. Глядя на него, Свету буквально передергивало от отвращения. Впрочем, в последние дни ее стало часто тошнить по утрам, но она относила это насчет опротивевшего мужа.
Это воскресное утро выдалось солнечным, но на душе у Светы не было так солнечно.
— На второй день-то пойдете? — спросила мать.
— А чего там делать? — ухмыльнулся Саша. — Нам вчерашнего хватило…
Света отложила вилку, которой ковыряла остывшую картошку, и тихо сказала:
— Я хочу, чтобы ты ушел. Совсем.
Мать испуганно посмотрела на дочь, потом перевела робкий взгляд на зятя. В ее глазах светилось любопытство.
— Не понял, — проговорил Саша, поставив кружку с чаем на стол.
— Мы больше не будем жить вместе. Теперь понял? Знать тебя больше не желаю. Если не уйдешь ты, уйду я.
— Дети, дети… Да что же это такое! — залепетала мать, внутренне поддерживая дочь, но смертельно боясь высказать эту поддержку при зяте.
— И куда же ты пойдешь? — зло усмехнулся Саша, не обращая внимания на тещу.
— Куда угодно, лишь бы твою рожу больше не видеть.
В один миг вся посуда со стола была сметена на пол. Он ринулся к Свете, но успел только сорвать с нее косынку. Света бросилась вон из дому, к курятнику. Саша устремился за ней, но поскользнулся босой ногой на недоеденной яичнице. Да еще теща с воем схватила его за трико и сама упала на колени.
— Сашечка, зайка, что ты делаешь?! Ой, людцы, ратуйте! Ратуйте, родненькие!
Саша вырвался в тот момент, когда Света юркнула в низкую дверь курятника и заперлась изнутри на крючок. Всю жизнь она недоумевала, почему отец приделал крючок в курятнике, а он на все ее вопросы только смеялся и отвечал: «Чтобы куры на ночь запирались от чужих петухов». Дверь и стены у этого сооружения были крепкими, надежными, сделанными на совесть (по другому отец не мог).
В щелочку Света увидела, как из дому выскочил муж, и тут же страх вжал ее в бревенчатую стену, сдавил грудь железным обручем, заставил сердце бешено колотиться в груди.
Света слышала, как в доме вопила мать, а потом увидела, что щель закрыла тень.
— Светка, открывай, дурочка! Слышишь?
Он тщетно пытался разглядеть ее в узком окошке.
— Выходи, поговорим, елы-палы! — Саша грохнул кулаком в дверь. — Слышишь, что говорю,
Из дому, рыдая и заламывая руки, выскочила простоволосая мать. Она схватила его за майку и стала с силой, ей не свойственной, оттаскивать его от курятника.
— Спалю! И тебя, и ее спалю! — рычал Саша, совершенно теряя рассудок от злости. — Пусти, старая! Прибью! Обеих прибью! Видеть она меня не хочет! Да я тебе шею сверну, курва! Уйдет она! От меня только на тот свет, поняла?! Да пусти ты, кобыла старая!
Он отшвырнул тещу на грядку с клубникой.
— Ой, люди добрые! — заголосила Галина Дмитриевна, отползая прочь. — Ратуйте, убивают!
Саша метнулся в сарай и вернулся уже с топором. Первый удар пришел в косяк двери курятника. С рычанием он вытащил лезвие и ударил снова.
Света сидела в уголке, перепачканная куриным пометом, и вздрагивала от каждого удара. Страшное, все возрастающее безразличие наполняло ее душу. Пустое, холодное ничто медленно проникало в голову. Словно она оказалась в конце какого-то пути и перед ней была только глубочайшая бездна. Ни назад пути нет, и вперед идти нельзя. В этой точке все закончилось. Все сошлось у этой бездны. И никого вокруг. Ни одной живой души, ни одного проблеска жизни. Только гулкий ритм наполняет вселенную. Бум! Бум!
Света очнулась. С потолка сыпалась древесная труха, а курятник продолжали сотрясать удары. Скрип и треск дерева противно резал уши, и Света закрыла их руками. Но тут она увидела яркий луч света, который запустило утреннее солнце в одну из щелей. Луч завораживал неповторимой осязаемостью, будто был сделан из тонкой великолепной ткани. И эту ткань хотелось потрогать, пощупать, прижать ее, теплую и нежную, к лицу…
Света подобралась ближе, протянула руку. Пальцы вспыхнули. Свет заструился по ним, охватил теплом кожу. Пылинки, плясавшие в луче, дрогнули и закружились еще быстрее.
Неожиданно наступила тишина. Нет, просто прекратились удары, а вместо них слышалось множество голосов.
— Светочка, открывай, детка! — позвал голос матери.
Света поднялась с колен и сбросила крючок.
Мать тут же обняла ее, сжала голову испачканными в земле руками.
— Мы его, ирода, в тюрьму засадим! — всхлипывала мать. — Спалит он! Чтоб его черти в аду палили! Мужики наши соседские скрутили его да на станцию отволокли, выродка такого.
Потом приехал участковый и долго расспрашивал о происшествии. Потом и он ушел.
В один миг муж перестал для нее существовать. Никаких чувств к нему Света больше не испытывала. Ни страха, ни ненависти, ни злорадства.
Мать, убирая на кухне, долго причитала, честила зятька на все лады и не забывала мимоходом кольнуть доченьку острой «шпилькой» укоризны…
«Господи, как же давно это было, — подумала Света. — Почти 20 лет пролетели как один день».
— Женщина, пробейте талончик, — раздался безосновательно недовольный голос почти под самым ухом.