Люби меня по-немецки
Шрифт:
— Ещё чего! Даже слышать не хочу! — папа повышает голос, лицо покрывается красными пятнами гнева. — Променять успешного адвоката на мальчика, поющего в барах? Ты в своём уме!? Это всё бабская блажь! Гормоны заполонили твою дурную голову, не более! Эйфория скоро пройдёт, его чары развеятся и ты поймёшь, какую глупость совершила. Поймёшь, но будет уже слишком поздно. И я, как твой отец, ни за что не допущу, чтобы ты сломала себе жизнь из-за временного помутнения рассудка! Ты сейчас же звонишь Олегу Шмелю, просишь прощения и приглашаешь завтра его к нам на ужин.
— Нет,
— Что? — отец замирает, не веря своим ушам.
— Я сказала — нет. Я не люблю Олега и больше никогда с ним не буду. Прости, но я выросла, и ты больше не можешь решать за меня, как мне жить. Ты можешь не одобрять мой выбор, но пожалуйста, не вставляй палки в колёса. Мне дико стыдно сейчас свою ложь, но мы будем с Куртом вместе. Это не обсуждается.
Пятна на лице отца слились в одну большую алую кляксу. Губы сжаты, желваки играют и этот взгляд… Меньше всего я хотела бы, чтобы всё вышло вот так.
— Дело твоё, — наконец изрекает он и забирает с дивана свой портфель. — Ты права, ты давно взрослая. Но потом не говори, что я тебя не предупреждал.
Больше не произнося ни слова папа стремительно идёт на выход и, потянув на себя ручку двери, сталкивается нос к носу с Куртом.
— Здравствуйте, Дмитрий ээ… Каролевич, — Курт тянет руку, но отец огибает его и молча покидает квартиру. — Прости, я не знаю его отчества. А что это с папой?
— Небольшое недопонимание, — давлю вымученную улыбку и надеюсь, что Курт не слышал нашего разговора.
Настроение папа мне, конечно, испортил — романтический флёр испарился, как не бывало. Но когда Курт тянет ко мне руки и заключает в объятия, мир снова начинает играть радужными красками. Он чисто выбрит, аккуратно причёсан и одет в потрясающий костюм. А как от него пахнет…
Если бы у меня спросили, чем пахнет секс, я бы ответила, что пахнет он Куртом Рейнхардом.
— Наши старики порой бывают жутко несносными. Не обижайся на него. К тому же я правда тот ещё экземпляр. Если бы моя сестра привела в дом подобного типа, я бы лично вызвал его на дуэль.
Он всё слышал. Слышал, но защищает папу.
— Всегда мечтала подцепить плохиша, от которых мамы просят держаться подальше, — тянусь к его губам, и к чертям помаду.
Когда мой рот оказывается во власти его, я сразу же забываю, что было секунду назад. Я уже не хочу в ресторан и мне плевать, что с волосами я провозилась целый час. Пусть портит причёску, рвёт на мне не только бельё, но и платье. Пусть делает, что хочет, лишь бы просто был рядом.
Тяну его в сторону спальни, но он мягко меня останавливает, чем вызывает недоумение.
— Полегче, амазонка. У нас вся ночь впереди. А сейчас я хочу пойти с тобой на свидание в тот дико пафосный ресторан. Ты заслуживаешь, чтобы всё было как положено и пусть эти снобы в лаковых ботинках захлебнутся слюной от зависти, что рядом со мной такая женщина.
— Ты тоже в лаковых ботинках
— Ох, дьявол. Я рискую свалиться замертво.
— Я сделаю тебе искусственное дыхание.
— Ещё раз посмотришь на меня так и мы никуда не пойдём.
Снова целую
Вот не зря я прилежно подаю бедным у метро. Видимо, Курт ниспослан мне небесами в благодарность за моё милосердие.
Ну, и должен же был уже кто-то открыть мне дверь в мир большого секса.
Часть 32
Утром я едва не просыпаю работу, наверное, впервые в жизни. И уж точно впервые в жизни хочу послать эту работу куда подальше. Теперь у меня появились другие радости — это горячий мужчина в моей постели ночью, сладкая истома в его объятиях утром. Общий душ, кофе и жирные вредные пончики.
Мне нравится смотреть, как он расхаживает по моей кухне в фартуке на голое тело; нравится, как сексуально он разбивает яйца и нарезает бекон. Даже кофе он наливает так эротично, что сразу просыпается ужасный голод. И я сейчас не о глазунье.
Но работу всё-таки никто не отменял, поэтому, добравшись до "ЭмЖиЭм, я спрыгиваю с мотоцикла и стягиваю защитный шлем.
Да, я ехала на работу на мотоцикле. В сторогом офисном костюме и на каблуках.
— Я заеду за тобой к семи, а после поедем в Сохо, у меня сегодня выступление, — он тянется к моим губам, попутно заботливо приподнимая воротник моего лёгкого полупальто. — И будь добра — в следующий раз надень что-то более подходящее. На мотоцикле в этом, в сентябре…
— У меня нет ничего подходящего. Как-то так вышло, что променад на Харлее прежде обходил меня стороной, — ставлю мысленную галку, что нужно купить кожаную косуху на овчиной подкладке. — А ты сейчас куда?
— Заеду выпью эспрессо, видел тут за углом уютную кофейню, а потом домой. Палома просила помочь подыскать для неё съёмную квартиру.
— Не боишься оставлять такую красотку без присмотра?
— Но тебя же когда-то выпустили из гнезда.
— Подхалим!
Уходит ещё не менее десяти минут, прежде чем я всё-таки вырываюсь из плена его губ, и уже только потом плетусь к гиганту из стекла и бетона, ежесекундно оборачиваясь, провожая исчезающий в потоке автомобилей мотоцикл.
В тридцать лет рассекать по Москве на железном коне. Я точно умом тронулась! Видел бы меня папа!
— Ульяна, доброе утро.
Останавливаюсь как вкопанная и снова оборачиваюсь. Возле открытой двери сверкающегос серебристого Порше стоит…
— Олег? Что ты здесь делаешь? Твоя контора в другой части города.
Бывший отлипает от авто и неторопливо движется в мою сторону.
— Да ты знаешь, так вышло, что я сидел вчера в одном известном тебе ресторане с коллегами по работе и думал — а не проснуться ли мне завтра на полтора часа раньше и не совершить ли крюк. Увидеть мою дорогую девушку, что взяла в наших отношениях тайм-аут и которая решила заполнить его двухметровым детиной, который хоть и выглядит грозно, но ещё каких-то пять лет назад не мог войти ни в один приличный клуб, по причине того, что не дорос!