Люби меня по-немецки
Шрифт:
— Простите, но мы не такси. Мы везём вас в сто пятый областной роддом по вашей прописке. Ай, ты, чёрт! Промазал! Нет, Гришаня, ну ты это видел?!
— Стойте! Какой ещё сто пятый роддом?! — кажется, что от ужаса даже всё болеть перестало. Резко, насколько это возможно, принимаю вертикальную позу и стучу в окошко водителя. — Ребята! Я серьёзно, у меня там палата-люкс, всё зарезервировано и оплачено. Отдельный душ, туалет, джакузи…
— А будет биде на этаж и картошечка-пюре. Кстати, знаешь, какая картошка у нас там вкусная? — улыбается второй, и я
Раздаётся нестройный гогот.
— Но я хочу к своему врачу! — едва не плача, опускаюсь на неудобную прикрученную к полу кушетку.
Это не просто "пошло не по плану", это вообще всё пошло через одно место! А ещё автомобиль едва тащится по этим пробкам. И надо же было этому эпохальному матчу проходить именно сегодня!
Это всё Курт. Это он сокрушался, что его сын пропустит историческую битву немецев и русских. Если так пойдет дальше, то Рейнхард-младший появится ещё до того, как раздастся финальный свисток.
Позади доносятся настойчивые сигналы клаксона и я вижу в заднем окне "Инфинити" Курта.
Неуклюже пробираюсь через какие-то непонятные кресла и кушетки и прилипаю носом к стеклу.
Курт, мой любимый красивый муж сидит за рулём и, нахмурив брови, старается не терять самообладания.
Не смотря на абсурдность и даже критичность ситуации не могу не отметить, как ему идёт этот тёмно-синий костюм и лёгкая брутальная щетина. Мы женаты уже почти два года, а я до сих пор с жадностью прожорливой нимфоманки наблюдаю каждое утро, как эротично он жарит бекон в одном лишь переднике на голое тело… Да, с появлением в нашей жизни ребёнка от многих привычек придётся избавиться.
Словно почувствовав, что думают о нём, Рейнхард-младший снова даёт о себе знать. Боль сковывает промежность и как бы я не пыталась держать лицо, оно всё-таки корчится в гримасе.
Курт хватает с приборной панели телефон, и тут же я слышу в своём кармане настойчивую вибрацию.
Принимаю вызов и даже не пытаюсь защищаться:
— Прости меня, я знаю, что вела себя как последняя эгостика. Надо было послушать тебя! Сидеть дома, а лучше лечь заранее в "Лапкино"… А что если мы не успеем?! В городе такие пробки, а до перинатального центра ещё так далеко…
— Мы успеем! Ещё чего! Не забывай, мой сын наполовину немец, а мы привыкли всё делать чётко в срок.
— Но так же он наполовину русский, и мы привыкли, что у нас всё через жо-о-о-о… Как больно! — обессиленно опускаюсь на кушетку и пытаюсь дышать как учили на курсах будущих мам. К сожалению, ничего не выходит и в голове всплывают только лишь нецензурные слова.
Я рожаю! Господи! Рожаю! Я столько представляла себе этот день, но даже подумать не могла, что всё будет вот так! Два интерна и сто пятый роддом с биде на этаж! Да и то, если ещё успеем. Судя по тому как мы плетёмся, наш сын отметит в этом автомобиле своё совершеннолетие.
Вдруг машина довольно резко дёргается, и я мысленно хвалю
Хлопают дверцы машин и до ушей доносится разъярённая ругань:
— Ты что творишь, кретин? Ещё бы чуть, и я тебя раскатал! — сокрушается водитель, и тут же слышу голос Курта:
— И лучше бы раскатал! У меня в этой машине жена беременная и вот-вот родит!
— У меня тоже жена беременная и она тоже вот-вот родит! — парирует незнакомый мужчина. — Я вёз её в роддом, но тачка сломалась прямо на половине пути! По-твоему, я должен до китайской Пасхи ждать, когда сюда доберётся скорая? Лапуля, иди сюда, вот так, аккуратно…
Открывается дверь и в салон неуклюже забирается молодая испуганная брюнетка с животом едва ли не больше моего, под локоть её придерживает молодой симпатичный парень, таща в свободной руке ворох сумок и пакетов.
— Господи, Ульяна, с тобой всё хорошо? Я жутко переволновался! — обнимает меня подоспевший Курт, и я цепляюсь за воротник его рубашки как за спасительную соломинку.
— От тебя булочками пахнет. С марципаном, — хлюпаю в родное плечо.
— Ну я же пекарню открываю, — он нежно гладит меня по волосам и сразу кажется, что все страхи напрасны и всё точно будет хорошо. Когда он рядом иначе быть не может.
Какое счастье, что в мой тридцатый день рождения бывший Олег Шмель не смог вовремя явиться на праздничное торжество; какое счастье, что я рискнула и вошла в ту забегаловку; счастье — что пошла наперекор отцу и продолжала, хоть и не без подножек, идти навстречу своей единственной и самой большой любви.
— Всё будет хорошо, слышишь? — шепчет мне на ухо Курт, и я согласно киваю, потому что если он так сказал, значит, так и будет. — Хочешь, я поеду с тобой, буду держать тебя за руку и рычать согласными как ты любишь?
Давлю улыбку, морщась от боли:
— А машина?
— Да чёрт с ней, заберут на эвакуаторе.
— Нет, лучше езжай следом и купи мне по пути фисташковое мороженое.
— Бог мой, амазонка, ты родишь с минуты на минуту, — хохочет он, и градус моего настроения сразу же повышается до критической отметки.
— Представляю, какую бучу устроил бы отец, если бы узнал, что я ослушалась его наставлений и вышла на работу. Хорошо, что Альбине хватило ума не обзвонить всех моих родственников, — смеюсь и замечаю, как виновато забегали глаза мужа. — Курт? — улыбка сползает. — Ты ничего не хочешь мне сказать?
— Ну извини! Я же не мог не сообщить папе, что уже совсем скоро он наконец-таки станет дедом!
— Просто чудесно, лучше не придумаешь! — негодую, и, между прочим, вполне оправданно.
Папа, конечно же, рассказал всё маме, мама тёте Тамаре, тётя Тамара обзвонила всех родственников… Я ещё не родила, но новость уже распространилась словно вирус. Какое счастье, что сразу после разговора с Куртом у меня сел телефон.
— Зато твой отец перестанет считать меня бракованным, — обезоруживающая улыбка моментально сводит все претензии на нет.