Люби, Рапунцель

Карпо Катти

В этой непринужденной позе Яков походил на прогуливающего уроки школьника, греющегося на солнышке где-то за пристроями с инвентарем.

– Ну и? – Яков поднялся. Приближаясь к Дане, он передвигал палочку из одного уголка рта к другому. От этих манипуляций раздувалась то левая щека, то правая. Когда между ними оставалось не больше метра, он склонил голову в сторону, а потом чувствительно тюкнул девушку пальцем в лоб – прямо между бровями. – Заставляешь меня ждать. Я, между прочим, никого не жду.

Палец с ее лба он так и не убрал.

– Глаза красные, – заметил

он. Его интонации больше бы подошли сухой констатации.

Даня, до этого момента ощущавшая себя гостьей тяжелого болезненного сновидения, заморгала. Палец Якова слишком уж явно обозначал свое присутствие на ее теле. Даже лоб заныл.

– Устала немного. – Она отвернулась, позволив его пальцу чиркнуть по виску и нырнуть в волосы.

Яков убрал руку. А потом чем-то зашуршал. На плечи Дани опустился бирюзовый пиджак.

– Ходит тут, страшненькая такая, – буркнул он, причмокнув палочкой. – Пугает народ… И вообще ты должна меня похвалить, менеджер. Я превзошел себя. Они там все от меня млеют. Ну, или почти все. Короче, я заслужил награду. Да, награди меня, Какао! Приготовь суп-пюре.

– Ты сказал, что это адское варево. – Даня уцепилась за краешек наброшенного на нее пиджака. От него веяло теплом.

– Ну да. – Яков фыркнул и, дернув плечами, уместил ладони на затылке. – Адское, – высокомерно подтвердил он, пару раз взмахнув согнутыми руками, словно крыльями. – Приготовь мне адское варево. Я классный, поэтому заслужил награ… ух!

Яков врезался спиной в стену. Даня слишком порывисто его обняла.

– Ты чего? – Палочка от чупа-чупса ударилась о локоть Дани и улетела под ноги. Леденца не было. Яков уткнулся в девичье плечо. – Это моя награда? – Он тоже обнял ее. И сбивчиво пробормотал: – Значит, ты не сердишься из-за танца? Показать его этим организаторским мордам – не главное. Смысл в другом…

Он растерянно примолк, когда Даня начала водить ладонью по его волосам. Неторопливо и успокаивающе. Побыв так еще немного, Яков отстранился.

– Не нравится мне твой взгляд. – Он перехватил ее руку, когда она вновь потянулась к его шевелюре.

– Мне нельзя смотреть на тебя? – В интонациях Дани не было ни капли язвительности. Простой вопрос.

– Не так. – Яков отпустил ее запястье, быстро перехватил сползающий с ее плеч пиджак и снова набросил на девушку. Сама Даня и пальцем не пошевелила, чтобы не дать ему упасть. Стояла и молчала. – Не знаю. Не нравится и все! Не смотри так!

– Как?

– Как на… с жалостью, – нашелся Яков. Скрипнув зубами, он дернул за воротник, вместе с пиджаком встряхивая и девушку. – Не смотри с жалостью! Как будто… жалеешь меня. Что это вообще за фигня?

– Все хорошо.

– Нет, не хорошо.

Мальчишка отшатнулся от нее. Даня шагнула следом, будто преследуя. Кто-то когда-то говорил ей, что Яков чувствует людей, поэтому и прекрасно ладит с теми, от кого может получить выгоду. Умеет настроиться на «волну» собеседника.

– Ты даже обняла меня по-другому!

– А как, по-твоему, я должна тебя обнимать?

– Не так!

– Яков, – Даня честно постаралась добавить голосу больше нежности. –

Успокойся.

– Я не твой младший братик. – Он злился. И не скрывал своего состояния. – Не надо этой снисходительной мягкости. Мерзко! Зачем ты вообще это делаешь? – На его лице отразилась догадка. – Ты говорила с Глебом. Я видел. Вы разговаривали, и он что-то тебе сказал, да? Какую-нибудь бурду наплел? Вот почему ты вся такая сочувствующая и благожелательная? Это он заставил быть со мной мягче?

– Ничего он не говорил. И не заставлял. – Даня потерла виски. – Мне самой захотелось. Когда мне требовалась помощь, поддержать меня было некому, и…

– И ты решила менятакподдержать? Видишь во мне себя? С чего вообще у тебя возникли мысли… Что Глеб рассказал тебе?

– Ничего такого. Только как ты получил… – она нерешительно пожевала губу, уже жалея, что вообще затеяла этот дурацкий акт поддержки, – травму.

Яков прищурился.

– Трепло, – злобно выплюнул он. Дернулся в одну сторону, крутанулся на пятках, саданул по стене ладонью. Беспорядочные движения, будто сам не знал, куда себя деть. И каждое такое дерганье сопровождал свистящий выдох. – Посмел трепаться, когда его даже не спрашивали.

– Спрашивали. Я спрашивала. Прости, конечно, но видеть твое перекошенное от боли лицо и не знать, что стало причиной, – по меньшей мере, несправедливо.

– Отлично. – Яков резко развернулся к ней. – И что в результате? Что нам дала эта правда? Теперь ты вдруг стала воспринимать меня иначе. Крутой итог. Я жертва, по-твоему? Меня лелеять надо? Пылинки сдувать?

– Не перегибай. – Даня уже и так чувствовала себя глупо и потому тоже начинала потихоньку заводиться. – Я ничего плохого тебе не делаю.

– Ты сочувствуешь! – Восклицание было наполнено таким уровнем обвиняющей патетики, что казалось, Даня не поддержать пыталась, – хоть и неловко, – а пару сотен енотиков ни за что грохнула.

– А сочувствовать – плохо? – На последнем слове она тоже сорвалась на крик.

– Не надо мне сочувствовать, Какао. Ты и правда считаешь, что мне нужна твоя жалость? Меня трясет от нее!

– Отменятрясет? – Даня ясно понимала, что уже перевирает его фразы, словно истеричная женщина, которая обожает нарываться на скандалы.

– Да не от тебя! Хотя от тебя да – потряхивает меня просто не по-детски! Так бы взял и!.. – Яков изобразил в воздухе странноватое нервное трепыхание: подергал в воздухе рукой, будто стряхивая с пальцев какую-то жидкую грязь.

Даня зависла. Слишком уж комичным было зрелище. Словно зайчик лапкой по земле бьет.

– Побил бы? – осторожно предположила она, ощущая, как злость внутри постепенно затихает.

– Отшлепал бы, – не моргнув глазом, выдал Яков.

Временное зависание перешло в тяжелую перегрузку системы. Возможно, виной всему были наэлектризовавшийся воздух, взбудораженный норов и настрой, от которого пылала кожа, но откровенное признание Якова искрой проскочило в разгоряченном пространстве. Даня не могла не признать, что сказанное прозвучало…