Любила и люблю
Шрифт:
Констанс, судорожно сглотнув, кивнула и поспешила вынуть из кармана носовой платок. Она уселась рядом с Дорианом и мягко поймала его руку.
– Ах, Дориан, Дориан!.. – еле слышно прошептала она. – Как же я тебя люблю! Пожалуйста, не умирай! Мне так много нужно сказать тебе.
Она смотрела на его лицо, еще недавно полное жизни и энергии, а теперь бледное и неподвижное. Сейчас она даже дыхания его не слышала, и только по чуть приподнимавшейся и опадавшей груди можно было определить, что он все-таки дышит.
Черные
Медсестра дала понять, что дела его идут на поправку, и Констанс цеплялась за эту мысль, как за спасательный круг. По крайней мере, он в сознании, в отличие от Криса, и даже если ему предстоит долгая и тяжелая борьба за выздоровление, она неотлучно будет рядом с ним.
Об Андреа она и не вспоминала. Это был мужчина, которого она любила всю жизнь. И здесь было ее законное место.
Констанс прикрыла глаза, и вдруг рука Дориана скользнула вниз, а пальцы чуть шевельнулись, словно он собирался сделать что-то, но у него не хватало сил.
– Дориан! – громко прошептала она. – Это я, Констанс! Ты проснулся? Ты можешь говорить со мной?
Тяжелые веки медленно приоткрылись.
– Конни? Моя Конни!..
Слезы подступили у нее к глазам, а в горле застрял комок.
– Да, – как в горячке зашептала она, – это я!
Она забыла, что должна позвонить медсестре.
Были только она и Дориан – и никого больше во всем мире.
– Я люблю тебя, Конни!
Лицо Констанс исказилось судорогой, и она почувствовала, что у нее вот-вот начнется истерика. Он сказал эти слова так же естественно и просто, как во время их первого свидания, как в день их венчания.
– Я люблю тебя, Конни, и всегда любил! – Сколько раз он говорил ей эти слова. – Для меня ты была и есть единственная женщина в мире.
И она от него ушла! Разбила его сердце! Но теперь все: она честно скажет ему, почему это сделала, скажет о своей любви, скажет все! Жизнь слишком коротка для игр в молчанку.
– И я люблю тебя, Дориан! – Слова эти прозвучали твердо и просто, выйдя из самой глубины ее сердца. – Любила, люблю и буду любить!
Он попытался улыбнуться, приподнял руку и коснулся ее лица. Констанс видела, какого труда это ему стоило. Она поймала его большую ладонь и прижала к губам.
В глазах его была боль. Боль – и любовь.
– Я беспокоюсь за тебя, – сказала она.
Он на мгновение смежил веки, а затем снова открыл глаза.
– Не… надо, – с трудом проговорил он. – Я… я…
Рука его обмякла, и он снова погрузился в сон.
Вернулась медсестра. Констанс не стала ей ничего рассказывать, просто сидела рядом с Дорианом, пока ее не попросили уйти. Возможно, выздоровев, он и не вспомнит об этом их разговоре, но, по крайней мере, они наконец-то
Выйдя из палаты, Констанс не смогла заставить себя отправиться домой. Она хотела убедиться, что с Дорианом все в порядке.
Промаявшись несколько часов и выпив пару стаканов кофе, она вернулась в палату. Дориан был один. Руки у него на это раз были накрыты одеялом. Констанс показалось, что на лице у него появилось подобие румянца. Впрочем, быть может, она выдает желаемое за действительное?
Она прижала тыльную сторону своей ладони к его щеке, а затем, привстав, коснулась его губ легким поцелуем.
В горле у Дориана послышалось легкое клокотание; казалось, он получал удовольствие от того, что она делала. Констанс поцеловала его крепче и почувствовала слабый отклик.
– Ты не спишь? – пробормотала она.
– Меня только что поцеловал ангел, – пробормотал он.
И снова это были слова, которые он говорил ей и раньше. Правда, Констанс тут же заподозрила, что Дориан путается в действительности и думает, что они по-прежнему муж и жена. И как ни радостно было слушать его, возможность ошибки повергала ее в уныние.
Она снова села. Дориан, уловив это движение, открыл глаза и, чуть нахмурившись, взглянул на нее.
– Я сплю? – спросил он.
Констанс отрицательно покачала головой и мягко улыбнулась.
– Это действительно я.
– Что я здесь делаю?
– Ты попал сюда после несчастного случая.
Он снова нахмурился, словно припоминая что-то.
– Что это было?
– Не думаю, что сейчас стоит говорить на эту тему, – сказала она.
На измученном лице Дориана появилась слабая улыбка. Выпростав руку, он поймал ее пальцы и сжал их.
– Ну, да, раз здесь ты, все остальное не имеет значения.
Впервые за все время пребывания в больнице Констанс вдруг подумала об Андреа. Но если он не вспомнил о своей невесте, значит, и она не обязана делать это.
– Я не могла не приехать, – сказала она, и глаза ее сияли любовью.
– Я люблю тебя, Конни, люблю больше всех на свете!
Она сжала его руку.
– Знаю, Дориан, и я люблю тебя всем своим сердцем!
– Конни!
– Да?
– Поцелуй меня еще раз!
Они не заметили, как в дверях появилась Андреа.
Занимался рассвет, когда Констанс ехала домой – медленно, осторожно, соблюдая на сей раз все правила и при этом напевая себе под нос какую-то песенку. Она понимала, что Дориану еще далеко до выздоровления, но он будет жить, и это главное. Он сказал, что небольшой удар по голове не сможет разлучить их.
Констанс с упоением повторяла эти слова. Она знала, что как только память полностью вернется к нему, как только он вспомнит о Гарри и Андреа, эти несколько часов счастья останутся для нее только драгоценным воспоминанием.