Любимая жена
Шрифт:
– Простила?!
– Да. Она оказалась очень понимающей.
Пэн пораженно уставился на девочку. Он, конечно, радовался, что жена у него такая хорошая, только ему самому пока ничего не было ясно.
– Но почему ты это сделала? Зачем подожгла первый комплект одежды, почти не зная Эвелин? Более того, она была так добра к тебе, несмотря на то что в день свадьбы ты якобы не со зла говорила всякие гадости про беременную кузину…
Диаманда скривилась и призналась:
– На самом деле со зла. Я нарочно оскорбляла ее, только она этого не знает. Я забыла сказать ей сейчас.
– Почему
– Я завидовала. – Она подняла голову, смотря на него полными мольбы глазами. – Пэн, я люблю тебя. И всегда любила. Приехав в Джервилл, я знала, что должна выйти за Адама, но ты… ты всегда был сильнее, умнее и… – Диаманда беспомощно покачала головой. – Я люблю тебя. И эта зависть от того, что ты достался ей… – Она вздохнула. – Наверно, мне хотелось, чтобы она чувствовала себя таким же ничтожеством, как и я. Или я заставляла тебя увидеть, какая она неуклюжая, ничего не умеет…
– И то, и другое неправда, – угрюмо сказал Пэн.
– Я знаю! Но ее кузены сказали мне другое, поэтому я еще больше разозлилась, решив, что она недостойна тебя. Потом, через какое-то время, я узнала Эвелин поближе, поняла, какая она на самом деле умная, добрая, веселая… Я так надеюсь, выйдя замуж, стать хоть немного похожей на нее! Она понравилась мне… И после приезда сюда я перестала делать плохие вещи, очернившие ее в твоих глазах. – Диаманда поморщилась. – Хм, конечно, с этой чередой несчастий мне и стараться не пришлось бы, но я в любом случае не хотела. Пэн, она правда нравится мне. И я очень сожалею обо всем, что натворила.
Пэн медленно и тяжело выдохнул. Голос девочки звучал вполне искренне – по крайней мере в последнем предложении. Сначала он даже не поверил, что она на самом деле любит его. Всего лишь детская влюбленность – это проходит. Однако ее поведение с Эвелин было ужасным, и Пэн не знал, как ему следует поступить.
– Так. Эвелин обо всем узнала и простила тебя?
– Да. Она была очень добра ко мне.
– Я удивлен, что ты вообще призналась.
– Она заставила меня, – сказала Диаманда. – Что?
– Да, произошла очень странная вещь. Эвелин разозлилась и сказала, что видела меня и все знает. Думая, что она имеет в виду пожар или как я резала вторую тунику, я все рассказала, но это еще больше озадачило ее. Тогда она спросила меня, зачем я сегодня ходила на парапет. Будто это имело какое-то значение.
– Сегодня? Сегодня днем? – переспросил Пэн. – Ты была на парапете?
– Да. Я хотела побыть одна и подумать… Мне было плохо от осознания всего, что я натворила, и становилось еще хуже, когда я видела, что ты действительно полюбил Эвелин.
Пэн с бешено бьющимся сердцем смотрел на нее. Она… видела… что он… Не-ет, он не любит свою жену!
Привязанность небольшая – да, возможно, но любовь… Сглотнув, он потерянно посмотрел на окно. Перед мысленным взором пронеслись мириады воспоминаний: Эвелин без умолку болтает, сидя с ним на лошади… стоит на поляне, перепачканная перепелиными яйцами, на которые он случайно толкнул ее… злобным голосом говорит, что, естественно, ему больше по нраву жесткая земля, чем оказаться с ней в постели – иначе он спал бы в палатке… ее радостный
Да, он готов был признать. Он любит ее. Любит. Вплоть до мельчайшей частички. Эвелин такая добрая, слишком стеснительная, чересчур уступчивая… идеальная. Для него. И он ее любит… Черт возьми, когда он успел?!
– Я думала, кроме меня, на парапете никого не будет, – продолжила Диаманда, отвлекая Пэна от мыслей о любви к его жене. – Я уже собиралась подняться, но вдруг увидела тетю Хелен – она в спешке спускалась. Тогда я спряталась под лестницей, подождала, пока она пройдет, и только после этого поднялась. Вот… Иду по парапету и вдруг слышу голоса. Я посмотрела вниз и увидела, как Дэвид помогает Эвелин встать. Она, должно быть, упала или еще что-то. – Диаманда с улыбкой покачала головой. – Понимаешь, как бы сильно мне ни нравилась Эвелин, она и вправду неуклюжая. Это ее падение сквозь пол просто убило меня: ужас, я так испугалась… а она до сих пор отказывается признать свою незадачливость.
Ладно, не важно. В общем, она заметила меня. Когда мы разговаривали, Эвелин очень злилась вначале, а потом ее взгляд почему-то стал таким загадочным, потерянным, после того как я объяснила, зачем поднималась на парапет. – Диаманда встала. – Пэн, пожалуйста, я уеду, если хочешь. Эвелин, конечно, сказала, что в этом нет необходимости, ничего страшного не произошло, но…
– Нет-нет, – возразил Пэн. – Не надо никуда уезжать.
Девочка облегченно выдохнула:
– О, спасибо тебе!
Пэн удивленно моргнул, когда Диаманда вдруг наклонилась и поцеловала его в щеку. Затем она направилась к двери.
– Диаманда, – позвал он. Девочка оглянулась.
– А где Эвелин?
– Она зачем-то на парапет пошла, хотя сейчас, возможно, уже вернулась. Тетя Хелен разыскивала ее здесь, а когда я сказала, где Эвелин, она пошла за ней. Думаю, сейчас они должны вместе вернуться. Я спущусь и сообщу, что ты очнулся. Эвелин очень обрадуется. Ты не представляешь, как она волновалась. Она любит тебя так же сильно, как и ты ее.
С этими словами девочка вышла и тихо закрыла за собой дверь. Пэн смотрел ей вслед, чувствуя, что сердце сейчас выпрыгнет из груди по нескольким причинам: первая – до него только что дошло, что он любит свою жену; вторая – Диаманда считает, что это взаимное чувство; третья… Эвелин сейчас может быть в опасности.
Он быстро начал думать, мысленно складывать мозаику. Так, он считал жену неуклюжей из-за всех этих бед, что сваливались на нее, но некоторые, похоже, не были случайными. Пожар в палатке – не пожар, тонуть она даже не собиралась… Что еще ему показалось? Снова размышляя над падением со второго этажа, Пэн пришел к выходу, что Эвелин не могла не заметить дыру в полу. Но это лишь его рассуждения – ее он никогда не спрашивал.
Дверь спальни открылась, на пороге стояла Рунильда. Пэн взглянул на нее, и она лучезарно улыбнулась, видя, что он проснулся.