Любимая
Шрифт:
— Но Володя твой друг и партнер, — сказала я. — Ты знаешь больше, чем говоришь.
— В этом деле я не замешан, понятно? — сквозь зубы сказал он.
— Это ты расскажешь ментам на допросе.
— На хрена им меня допрашивать? Я ничего не нарушал!
Я перевела взгляд на Чарли — тот пожал плечами.
— Ладно, катись отсюда, — сказала я.
Мы ехали дальше в молчании, потому что ночная дорога была намного тяжелее, чем при солнечном свете, и мне не хотелось отвлекать Чарли. Однако мысль о том, что нам предстоит встретиться с кучей враждебных братков и непонятных, но опасных бедуинов, не
— Чарли, может быть, было бы лучше вызвать полицию, — начала я. — Или каких–нибудь верных людей…
— Слишком долго ждать людей, — отозвался Чарли, — а полицию впутывать мы не должны. Где машина Сани?
— Я не найду в темноте, — сказала я, — она съехала с дороги и ее теперь надо вытаскивать.
— Fuck! — сказал Чарли. — Нам нужно отыскать Саню, прежде, чем соваться туда. Вам двоим вообще лучше бы остаться у его джипа.
— Саня что–нибудь придумает, — сказала Алена сзади.
Трогательно, как она рассчитывает на мужа, подумала я, а мне–то самой на кого опереться? Чем дальше, тем все меньше хотелось мне продолжать этот путь, но ползти назад пешком было еще страшнее. В конце концов, меня ничего не связывало со всеми этими людьми. С некоторым опозданием я подумала, что моя жизнь нужна совсем в другом месте, и бороться за нее, кроме меня, больше некому.
— Stop the car! — крикнула я. — Кажется, то самое место.
Но место оказалось лишь похожим на тот пригорок, с которого мы скатились днем. Я вышла из машины, осмотрелась и вернулась обратно. Чарли курил, стоя у капота, Алена тоже вышла и перетаптывалась с ноги на ногу — будто бы боялась, что в ее босоножки заползет змея или тарантул.
— Мы уже проехали, или то место впереди? — спросил Чарли.
— Не знаю, ничего не разобрать в темени, — ответила я, поднимая голову. — Даже луны не видно.
Лишь яркая звездная россыпь мерцала над нами, но мириады удаленных светил почти не делали виднее местность вокруг нас.
— Едем дальше? — спросил Чарли. — Или боитесь?
— Едем! — сразу ответила Алена, и я решила, что такая женщина заслуживает по меньшей мере уважения.
— На этой дороге двум машинам не разъехаться, — подумала я вслух и перешла на английский. — Наши фары видны издалека. Если мы доберемся до цели, нас там уже будут встречать. Не самая умная затея… Лучше вернуться, вызвать верных людей и дождаться их. К тому же мне неясна роль бедуинов — вряд ли Володя замыслил бы свою комбинацию, не договорившись с ними.
— Я их знаю, — сказал Чарли, но его тон никак не выразил, что он думает о кочевниках.
— На них можно положиться? — спросила я.
— Полагаться можно только на себя, — ответил толстяк.
Будто бы я этого всегда не знала!
— Fucking bastards! — окурок прочертил в темноте дугу и рассыпался искрами на камнях. Чарли по-видимому испытывал чувства, схожие с моими.
Молчание вновь сгустилось над нами, я выдумывала аргументы, способные повлиять на моряка, чтобы тот принял нужное мне решение.
— Машина! — вдруг крикнула Алена. — Кажется, едет сюда.
— Забирайтесь в джип, — судя по голосу, Чарли занервничал.
— Здесь практически никто не ездит, — сказала я, усаживаясь. Далекие огни фар приближались, я со страхом вспомнила, как днем дважды пряталась в камнях
Чарли включил передачу и мы поехали вперед. Я поняла, что это правильный поступок — ведь иначе мы сразу покажем неизвестному водителю свой страх.
— Документы при вас? — напряженным голосом спросил Чарли.
— Да, конечно, — отозвалась Алена.
— Да, — сказала я, проверив на всякий случай карман своих шорт. — А что такое?
— Это армия, — коротко бросил Чарли, притормаживая.
Ну да, спохватилась я мысленно, неужели в приграничной зоне не найдется каких–нибудь патрулей? Глупо предполагать, что маленькая страна с большой армией отдаст на откуп каким–то бандитам даже крошечный плацдарм.
Армейский патрульный джип с желтыми фарами и ярким прожектором на крыше остановился в нескольких метрах от нас. Чарли непринужденно выбрался с водительского места и направился к военной машине, громко говоря что–то на иврите. Спустя несколько секунд рядом с ним оказались двое солдат, или, может быть, солдат и офицер — израильских знаков различия я не знала.
— О чем они говорят? — шепотом спросила я Алену — водительскую дверь Чарли оставил распахнутой, и до нас доносились обрывки разговора.
— Тихо, — шепнула Алена.
Она наклонилась вперед, прислушиваясь. Мне ничего не оставалось делать, как только ждать. Наконец, Алена улыбнулась, и откинулась назад.
— Здорово! — сказала она.
— Что?
— Чарли сказал, что наши друзья заблудились в этих местах, и, наверное, находятся у бедуинов. Он попросил солдат проехать с нами и те, кажется, согласны… Хорошее дело — клановое сознание.
— У военных или у евреев?
— У военных евреев, — она тихонько рассмеялась, и у меня с души свалился изрядный камень.
Вернувшийся Чарли тоже выглядел довольным. Армейская машина осторожно развернулась перед нами на узкой дороге и, поднимая облака пыли, двинулась вперед.
Стоянка кочевников была уже довольно близко, и через минут десять езды по серпантину я разглядела приземистые шатры и даже пару-тройку верблюдов, лежавших весьма живописно неподалеку. Пара-тройка худых собак выползла откуда–то из мрака и облаяла подъехавшие машины, но как–то без энтузиазма, просто отмечаясь для порядка. Люди тоже здесь были — двое темных силуэтов скользнули к шатрам, желая подольше оставаться незамеченными, но яркий прожектор выхватил их у ночи, и тут же раздались голоса. Дальше события происходили так быстро, что я не рискну утверждать, будто все запомнила в точности.
Чарли выскочил из машины и начал что–то кричать, потом раздался голос кого–то их армейских, усиленный мегафоном. К нам из ночного сумрака выскочил Саня, весь перепачканный, но со счастливым лицом. Алена бросилась к нему и они стали обниматься, будто не виделись много лет. Я смотрела на них и не заметила, как малолюдное, казалось бы, стойбище вдруг заполнилось народом. Зрители, несомненно, были бедуинами: не киношными, в бурнусах и с кривыми ятаганами, а самыми обычными, которых мне доводилось видеть в качестве клиентов на работе, одетых чаще всего в джинсы и рубашки. Они разговаривали с солдатами без всякого почтения, видимо, возмущались вторжением на свою исконную территорию.