Любимицы королевы
Шрифт:
Сэр Дэвид, удивленный ее вызовом, удивился еще больше, начав понимать его причину.
— Терпение мое истощилось, — властно сказала Сара. — Я просила у королевы аудиенции и постоянно встречала отказ. Враги сумели восстановить ее против меня. Вы часто с ней видитесь?
— Да. Ее величество нуждается в постоянном внимании.
— Поэтому вам будет нетрудно передать ей то, что я попрошу.
— Сомневаюсь, что ее величество пожелает…
— Она определенно не захочет выслушать это послание. Но тем не менее наверняка захочет узнать, что я намерена сделать…
— Не понимаю, о чем ваша светлость ведет речь.
— Все очень просто. Ее величество изволили повернуться ко мне спиной. Если она будет оставаться на таких позициях, я опубликую все письма, которые она писала мне с самого начала нашей дружбы. Передайте это ей. Думаю, она всеми силами постарается не допустить публикации.
— Ваша светлость, неужели вы это всерьез?
— Конечно.
— Вы угрожаете королеве.
— Я только угрожаю опубликовать ее письма.
Сэр Дэвид простился с герцогиней и немедленно отправился к Анне.
Анна встревожилась. Ей вспомнились годы неразумной привязанности, полнейшего доверия. Как она могла быть такой откровенной? Тайные подробности ее жизни станут достоянием подданных. Они прочтут о ее предательском отношении к членам своей семьи. Хоть она и осудила свое предательство, поняла, что причиной его были главным образом наущения Сары, оправданием это служить не могло.
Как она могла обмануться в этой женщине? И что теперь делать?
Королева призвала к себе сэра Дэвида Гамильтона и графа Шрусбери.
— Любой ценой, — сказала она, — не допустите публикации этих писем. Найдите способ остановить герцогиню Мальборо.
Поскольку статью Свифта обсуждали при дворе, в каждой таверне, в каждой кофейне, Сара тревожилась за себя. Ее вполне могли обвинить во взяточничестве и казнокрадстве. Как защищаться от этих обвинений, она не представляла. Ей помнилось, что при Вильгельме Джон был заключен в Тауэр и едва не лишился жизни.
Когда Шрусбери и Гамильтон приехали для разговора о письмах королевы, в душе Сары преобладал страх. По своей прямоте она тут же выдала его, и визитеры увидели в этом средство достижения желаемого.
— Против вашей светлости выдвинуты серьезные обвинения, — сказал Шрусбери.
— Вы приехали сообщить мне об этом? — с испугом спросила Сара.
— Нет нужды, ваша светлость, сообщать вам то, о чем вы уже знаете, — сказал Гамильтон.
И выдвинула условие: не будет обвинений — не будет публикации.
Поскольку предъявлять обвинения пока никто не собирался, визитеры сочли свое поручение исполненным. Они могли сказать королеве, что Сара не станет публиковать письма, если ее не привлекут к суду за хищение из общественных фондов.
Простые люди ненавидели властную герцогиню. И любили королеву. Способы обогащения Мальборо обсуждались и обрастали домыслами. Герцог — приверженец войны, а какую пользу принесла война беднякам? И все знали, что поскольку королева больше не благоволит герцогине, та грозится опубликовать ее письма.
У дома Мальборо
И пришла в трепет.
Если герцогиня опубликует что-то во вред королеве, они возьмут приступом этот дом, вытащат ее на улицу и разорвут на куски.
«Кто мог бы подумать, — задалась вопросом Сара, — что в царствование Анны она, так много сделавшая, дабы возвести ее на трон и помочь ей там удержаться, окажется в таком положении?»
На улицах говорили, что блаженству Мальборо пришел конец. Кое-кто мог считать так. Но только не Сара.
Харли постоянно виделся с королевой. Близилось время, когда парламент, контролируемый вигами, будет распущен. Потом все решат выборы, но Харли в победе тори не сомневался. Суд над Сэчверелом нанес вигам непоправимый урон, и поскольку обоих Мальборо обвиняли в том, что они нечисты на руку, правительство, несомненно, должно было пасть.
Анне никогда не нравился Сандерленд, и ему пришлось уйти первым.
Сара была вне себя от бешенства. Ее зять лишился должности! Следующим будет Годолфин, а затем и Мальборо.
Каково ей было видеть крушение всех своих планов?
Она послала за Годолфином и Сандерлендом. Когда те приехали, Джон находился с ней.
— Нам остается только один выход, — объявила она и, когда все выжидающе уставились на нее, сказала: — Надо заставить Анну отречься от престола.
— Отречься? — промямлил Годолфин.
— Не принимайте такой испуганный вид, — презрительно сказала Сара. — Заставили ж католика Якова… почему не поступить таким же образом с его глупой дочерью?
— А на ее место?.. — спросил Годолфин.
— Маль может призвать ганноверского курфюрста… и провозгласить его королем.
Все изумленно воззрились на нее. Сара увидела, что ее зять Сандерленд, неизменно склонный к безрассудным авантюрам, заулыбался.
Годолфин понимал, что конец его карьеры близок. Он постарел, он всегда серьезно относился к своим обязанностям, но по робости позволил Саре Черчилл властвовать над собой сильнее, чем над мужем. Теперь Сара лишилась благоволения королевы, и правительство, которое он возглавлял, шло к падению. Королева, некогда расположенная к нему, искала возможности избавиться от него, и причиной всего этого было властное поведение Сары.
Ему не давали покоя мрачные мысли о том, какое сильное влияние может оказать на государственные дела женская ссора.
С этими мыслями Годолфин явился на заседание Тайного совета, где присутствовала королева. Он прекрасно знал о враждебном к нему отношении большинства членов совета. Ему они представлялись стервятниками, парящими над его головой… дожидаясь падения.
Шрусбери, один из самых сильных его врагов, начал атаку саркастическими замечаниями, которые нельзя было пропустить мимо ушей. На них, разумеется, следовало отвечать в том же тоне, но Годолфин был усталым, обеспокоенным и поймал себя на том, что возражает Шрусбери по-старчески сварливо.