Любимый человек
Шрифт:
— Нет. Но вот увидишь, она помоет плиту, — вздыхает супруга, переворачиваясь на спину.
Я сглатываю слюну, впиваясь взглядом в маленький черный треугольник ткани.
— И что такого? — щекочу былинкой ее левый бок.
— Это моя плита и мой дом.
— Наш дом, — зачем-то поправляю Лену.
— Пока еще да… Хочешь поговорить об этом? — Лена ловит меня на слове.
Я вздыхаю и снова сажусь. Она намекает на то, что нам стоит поговорить о разделе имущества. Только что там обсуждать?
Мне
10. Лена
Открыв глаза, не сразу соображаю, где я. За окном достаточно светло.
Как долго я спала?
Чувствуя себя разбитой, первым делом беру с тумбы телефон — пропущенных нет. На часах начало девятого.
С квадратной головой я сползаю с кровати и выхожу из домика.
Дима сидит в одном из деревянных шезлонгов, в мангале неподалеку трещат березовые поленья. Вечером в лесу стало тише и гораздо прохладнее.
— Кошмар. Я весь вечер проспала, — сонно бормочу.
Я меня такое ощущение, что уже наступило завтра, и нам нужно ехать домой.
— Это же хорошо, — усмехается Дима. — Все, как ты предлагала.
— Твои не звонили? — смотрю на него.
Муж, в отличие от меня, выглядит свежим и бодрым.
— Я сам звонил. Поели, погуляли, поели, скоро пойдут купаться. Тебе привет от Мани, — сообщает он.
— А ты чем занимался? — интересуюсь я. Дима садится поперек шезлонга и тянет руку к книге, которую я читала здесь днем. Все та же “Аномалия”. — Ну и как тебе?
— Два раза чуть не уснул, — сознается Дима.
Его ответ вызывает у меня улыбку.
— Да, автор мастерски держит интригу.
На самом деле, я полностью согласна с мужем. Это тот самый случай, когда не стоит вестись на яркую обложку, высокий рейтинг и заманчивую аннотацию.
— А это что? — указываю на кейс с отвертками, который лежит у ног мужа.
— Ходил в машину. Бесит меня это, — Дима елозит задницей, расшатывая шезлонг. Тот издает мерзкий скрип.
— Все понятно, — меня забавляет его выходка, и теперь я представляю, чем он тут занимался, пока я спала.
Так уж вышло, что мой муж терпеть не может произведения искусства рукожопых мастеров. Если где-то что-то шатается, скрипит или, не дай бог, отваливается, у Димы сразу начинает дергаться глаз.
У всех свои недостатки. А эта причуда даже полезна.
Дима и двери, и всю мебель в доме всегда устанавливает и собирает сам. Добросовестно, надежно, на века.
— Проголодалась?
— Ужасно, — чувствую, как урчит в животе. — Сейчас что-нибудь приготовлю.
— Зачем? Угли готовы, я просто ждал, когда ты проснешься, — говорит муж, вставая с шезлонга. — Потерпи немного. Я взял готовые стейки из форели и индейки.
— Звучит заманчиво.
Дима заходит в дом, и я за ним следом.
— Тебе чем-то помочь? — наблюдаю, как муж
— Если хочешь, можешь заняться овощами, — говорит он, направляясь к двери.
— Да, конечно. Только умоюсь.
Когда Дима уходит жарить мясо, я захожу в крошечную ванную комнату. Места здесь мало, но есть самое необходимое. Я встаю под душ, чтобы хоть немного отойти после вязкого вечернего сна, но в водогрейке очень быстро расходуется горячая вода, и я домываюсь уже холодной. Зато взбодрилась.
Платье, в котором я провалялась несколько часов в постели, выглядит ужасно. И после душа хочется надеть что-то свежее. Учитывая, что уже вечер, а в лесу много комаров, я достаю легкий темно-коричневый льняной комбинезон, одеваюсь, после чего возвращаюсь к холодильнику.
Из овощей у нас есть красный перец и огурцы, ассорти из зелени, а из фруктов — апельсины. Еще Дима взял какую-то мясную нарезку, неплохой сыр, несколько бутылок “Боржоми” и красное вино. Идеальный набор для романтического ужина.
Просто обхохочешься.
Я беру бутылку с водой и с жадностью делаю несколько глотков. Помыв и нарезав овощи, раскладываю все по тарелкам и выношу на улицу.
— Вот держи, — Дима протягивает мне бокал с вином. Мы стоим возле мангала, где румянятся стейки из индейки. Запах стоит просто обалденный. — Твое здоровье, — он чокается со мной бутылкой минералки.
— А ты не будешь? — делаю маленький глоток.
— Нет. Вдруг мне придется сесть за руль, если пацаны все-таки одолеют маму с отцом, — объясняет муж свой отказ от алкоголя.
— Я тоже переживаю, как они их на ночь уложат.
— Не волнуйся, в случае чего, полчаса, и мы дома, — успокаивает меня Дима, переворачивая решетку.
— Хорошо.
— Устраивайся поудобнее, — Дима указывает взглядом на скамейку.
Я делаю еще один глоток и качаю головой.
— Хочу немного пройтись. Никак не могу проснуться.
Оставив мужа жарить мясо, я бреду по лесу прямо с бокалом вина. Мои ступни в кроксах утопают в мягкой подушке из сосновых иголок. Пахнет хвоей и грибами, хотя ни одного не видно. В вышине трещит какая-то птица. Позади, со стороны одного их домиков доносится заливистый женский смех и эхом звучит раскатистый мужской.
Мы с Димой сто лет вот так не смеялись — открыто, беспечно, заразительно.
А раньше он всегда меня веселил. Мы любили в шутку подкалывать друг дружку. Все было так легко, так понятно и естественно, мы были единым механизмом, как шестеренки в часах.
Дима меня смешил, я смеялась — что может быть проще?
Теперь в нас обоих что-то сломалось, механизм разладился. И нет такого мастера, который бы смог нам помочь.
Я знаю, что сегодняшний вечер — наш последний вечер. И Дима это понимает. Он должен понимать.