Любимый (м)учитель
Шрифт:
Это именно интимно когда двое отгородились от мира и делят друг с другом такие простые вещи, как соприкосновение губ, пальцев, дыхания и взглядов.
Единственное, чего Роня боялась — это момента когда всё закончится.
Боялась, что кто-то из них заговорит.
— Соболева, — прохрипел тихо-тихо Егор и снова усмехнулся, потом прижался к её распухшим губам. Ещё и ещё. — Ненавижу тебя, Соболева, — и опять. Его губы были горячими и влажными, заставляли мучительно сжиматься от страха, что оставят и больше
Это было так странно, но каждый поцелуй Вероника воспринимала, как последний и оттого яростно и отчаянно на них реагировала.
— Ненавижу тебя… — он опять сделал это, дико обрушился ураганом, до боли сжимая талию и чуть не ломая челюсть.
В этот раз он так, очевидно, хотел несчастную к себе прижать, что наклонился вперёд, точно под ними была постель, и спина Рони прижалась к его коленям. Это всё было неожиданно сладко и круто, так что она тихо застонала, не то от удовольствия, не то от… страха, и проглатывая этот стон Егор ещё сильнее распалялся и нападал. Всё больше мечтал несчастную ведьму погубить, выпить, выгрызть, сдавить, растереть в порошок.
— Ненавижу тебя, как же сильно… ты всё… ты! — будто впервые увидел её Егор и резко сел, запрокинув голову и снова уставившись в небо. — Ты!
Вероника сразу поняла, что всё закончилось. Что он больше не держит.
Села, начала подниматься с его колен, чувствуя, как дрожат собственные. Он не помог, просто наблюдал, как бедняжка делает назад два неуверенных шага. Просто смотрел в огромные испуганные глаза, которые до этого так яростно горели восторгом.
Вероника не стала ждать удара в спину и быстро-быстро зашагала к дому, оставив и Егора и Николая, смотреть себе в спину.
— Ты… — прошептал Егор, когда закрылась дверь подъезда. — Дура… как есть дура…
Он потёр глаза, точно желал избавиться от миража, потряс головой и нахмурился. Пора домой. Холодно стало на лавочке.
Вернулся домой и сел за кухонный стол, мама гастролировала по всем родственникам и этим вечером осталась у Игнатовых, потому было очень тихо, а с балкона доносились чьи-то сдавленные стоны. Егор представил, что это девчонка, лежит сейчас и плачет в подушку.
Хотя чего ей плакать? Она же любит, да, Егор Иванович?
И правда… радоваться должна! Они целовались. И круто целовались. Никогда ещё он так не сходил с ума, чтобы на ледяной лавочке, осенью час к ряду зажиматься с девчонкой и не мечтать уже уйти или с ней или без неё домой.
И почему не ушёл? Ну чем она хуже Ивановой? С Ивановой, ты, Егор Ианович, так не целовался.
Что? Сам не знаешь?
На свитере остался её длинный рыжий волос, Егор свернул
— Бред!
Увы, бред, никто не спорит.
Так почему она плачет? Или это стоны совсем иного рода? Не-ет, слишком она правильная!
Правильная? Да кто её знает! Она только что целовалась как… как самая развратная в мире девчонка!
Уверен? А может ей плохо? Может она поранилась? Порезалась? Ударилась? Простыла? Замёрзла?
Ну нет, ты же не пойдёшь, не перелезешь через низкий бортик всего-то в метр высотой, не войдёшь в её комнату через балконную дверь…
Нет! Нет… она просто ноет, потому что глупая! Она просто ноет. Это ерунда. Она ничего не ждёт.
Или ждёт тебя, Егор Иванович! Полуодетая… Ещё замёрзшая после целого часа на улице?
И он ушёл спать.
Глупый Егор.
Примечание:
*Ангел, стань человеком!
Подыми меня, ангел, с колен.
Тебе трепет сердечный неведом,
Поцелуй меня в губы скорей.
"Ангел стань человеком" — ария Рязанова — "Юнона и Авось"
=Мне кажется, что я тебя теряю…*
Вероника проснулась больная, невыспавшаяся и не дома.
Остаться у Веры было хорошей идеей, потому что мысль о Егоре спящем за стенкой мучила всю предыдущую ночь, а поцелуй их снился так часто, на повторе, что ещё и соседства она выдержать не могла.
В итоге это были уже вторые сутки без нормального сна, самочувствие жуткое, а сегодня первый “публичный зачёт”. Так что Вероника кое-как заправилась кофе, кое-как впихнула в себя кусочек хлеба "без всего" и поехала в ВУЗ уверенная, что сразу после зачёта сбежит. От недосыпа жутко болела голова, саднило виски, в глаза будто насыпали песок и всё вокруг мерцало и кружилось.
От подруг она сбежала сразу, едва увидела на их пути Иванову, потому спряталась в пустой аудитории неподалёку от лекционной и вцепилась в тетрадку с конспектом темы зачёта. Имена… города… буквы… что-то про Польшу. Что-то всё не то, мутит жутко и выпитый утром кофе с несчастной коркой хлеба — уже просился наружу. Роня зажала рот рукой и бросилась к туалетам, едва успев добежать, а оттуда вышла уже совсем синенькая, приятного небесного цвета, так гармонирующего с рыжими локонами.
Поплелась в лекционную и просто упала на своё место, спрятавшись за тетрадкой, в ожидании Егора Ивановича.