Любишь кататься - умей и кувыркаться
Шрифт:
Открыв тетрадку под внимательным взглядом преподавателя, я выдрала себе листик и принялась рисовать ромашки. Сегодня меня тянуло на растительный орнамент на полях моей пустой работы. Хотя… Я решила немного пошкодить и… ответила на все вопросы. Разумеется, неправильно. Только неправильно. На все вопросы.
Вита, которая кажется поняла, чем я занимаюсь, неодобрительно покачала головой, но от комментариев воздержалась. Плюсик к контрольной, здесь никто не может говорить вслух кроме преподавателя. Хотя… были люди, которым это разрешалось.
В аудиторию, тихо постучавшись,
Декан одобрительно оглядел занятых работой адептов, споткнувшись на нашей честной компании, которая на бланках играла в крестики-нолики с воображаемыми друзьями, или рисовала мангу – вместе с Кирой нам удалось заразить этой напастью и остальных. Вита сопротивлялась больше других, но и она поддалась тлетворному влиянию. И только мне было грустно, потому что вопросы как-то быстро кончились и выбрать нечто неверное я уже не могла.
Мужчина прошел к нашему Гансу и сел рядом с ним, о чем-то тихо ему говоря. Наш преподаватель молчал, предпочитая слушать вышестоящих, но радости от сообщаемого явно не испытывал.
– Мела, Кристон, Вирдин, Калеса, Триган, Мелори, Эндакат, Вир, Эливианель, Лоенс, Мактор, ноль за работу, покиньте аудиторию. Шпоры оставите на входе, мне любопытно.
Названные с явным неудовольствием поднялись и посеменили на выход. Пререкаться никто не стал – это вам не наши школы, где дети клянчат оценки и рыдают перед столом учителя, вместо того, чтобы учить. Тут же попался – свободен. Удивительно, что на нас никто из уходящих не смотрел. Сами попались – сами и виноваты. А мне, пожалуй, нравится система.
– Четверть часа до конца, – громко оповестил преподаватель, сделал жест, как будто открывал ящик стола и выложил перед собой шпаргалки. Декан тоже решил полюбопытствовать.
Я уткнулась в свою работу, делая вид, что очень занята. Так занята, что даже их взгляды колючие не ощущаю. Совсем-совсем.
– Написавшие – сдаем работы, – разрешил Ганс и началось паломничество. Каждый подходил, клал свои листочки разной степени исписанности, сжимал в кармане чудо-шпору и шел довольный. Как там говорят? Не пойман – не вор. Здесь вот тоже так жили адепты. Не пойман – сдал.
Декан только головой качал:
– Достойная смена.
– Думаешь? – Ганс был не столь очарован. – Я просто не стал срезать тех, кто ходил. Должен же быть бонус у ребят. Только не говори, что ты не заметил.
– Заметил, – усмехнулся наш незапланированный наблюдатель. – Но если мы их сейчас разучим списывать, как я буду веселиться в следующем семестре. Да и ребятам денег нужно подзаработать.
– Этим? – Ганс покосился в нашу сторону. – Не думаю, что у них недостаток карманных.
– Зато смекалка на уровне
– Славно, – согласился наш любимый преподаватель, глянул в мою сторону и, заметив пристальное внимание с моей стороны, усмехнулся. – Даже не верится.
– Порой чудеса случаются, – поделился опытом мужчина и поднялся со своего места. – Заканчивай, собрание кафедры с минуты на минуту. Думаю, и дети хотят поскорее воздухом подышать.
Ганс кивнул. Дождавшись, пока наш незваный зритель удалится, он встал из-за стола:
– Заканчиваем. Две минуты, чтобы сдать свои работы и покинуть аудиторию.
Паломничество мгновенно набрало силу. Получить ноль за работу, а столько и ставилось, если вовсе не сдавал, не желал никто. Даже среди нас таких оригиналов не было.
Моя работа легла поверх всех остальных болотных, и быть ей погребенной под стопкой подпиравших нас сзади адептов, если бы Ганс не выхватил ее за секунду до полного исчезновения из виду.
«Прыткий», – не могла не отметить я. Чесались пятки, а это было к любопытству и отнюдь не к моему.
– Вересная, задержитесь.
Я даже не удивилась. И Вита не удивилась, и Кира, и даже братья-болотники.
– Не опаздывай, – кинули они мне и влились в убывающий поток адептов. Скорость, с какой они покидали аудиторию, не поддавалась точному измерению, но это было быстро. Очень быстро.
Я только вздохнула и помахала им рукой на прощание. Бросили, как есть бросили. На растерзание оставили. И кого? Одну хлипенькую меня, как будто я что-то могу противопоставить этому… Я покосилась на Ганса, который быстро проверял мою работу и хмурился. Досадливо так, как будто чего-то другого ожидал. А что другое? Не могла же я правильные ответы писать! Совесть не позволяла, да и скучно это.
– Дана, как вы это объясните? – наконец, сказал он, отдавая мне мою работу. Без оценки, но с кучей помет.
– Плохо подготовилась? – предположила я.
– Скорее уж очень плохо, – совершенно внезапно усмехнулся преподаватель. – Только неверные ответы.
– Да, так получилось.
Я потупилась. А ботинки у меня все же хорошие, можно рассматривать мыски. Даже интересно это, особенно когда в макушку устремлен чей-то досадливо-любопытствующий взгляд. И чем ему так моя маковка приглянулась? Вроде ушки еще на положенном месте, а других патологий не бывает.
– Интересная картина, – проговорил мой визави, подхватил со стола шпору и показал мне.
– Это не мое, – честно сказала, открещиваясь от компромата.
«Нет уж, ты мне двояк поставишь. В шпоре не признаюсь, ноль мне ни к чему!» – пронеслось у меня в голове, и я даже как-то подбоченилась, готовая опровергать все аргументы противника.
– Разумеется, – ласково, что у меня не осталось никаких сомнений в его «вере», сказал Ганс.
– Я могу идти?
Да, я струсила. Самым позорным образом, но нельзя же так внимательно смотреть! На психику знаете, как давит?!