Любить, чтобы ненавидеть
Шрифт:
— Что же вы не пошли по стопам матери?
— Глупая была. Окончила спецшколу, языки давались легко, уже тогда подрабатывала переводами на всяких молодежных симпозиумах.
Появился официант, принес карточку вин. Андрей выбрал французское красное. Официант откупорил бутылку, плеснул на донышко в бокал Андрея, тот поводил бокалом у самого носа, намочил губы, кивнул, и официант, наполнив бокалы, бесшумно исчез.
Андрей поднял свой бокал, продекламировал:
— Как истый пьяница, бургундское вино всегда в Бургундском пью отеле.
— «Сирано де Бержерак» волшебного
— Он самый. Одна из любовей детства.
— Я вам задам тот же самый вопрос, что и вы мне: почему вы стали бизнесменом?
— Ответ прост: Аркадий Семенович и Дануся. Он соглашался на наш брак только при условии, что я обеспечу ей жизнь на московском уровне, то есть на том, к какому она привыкла. Тогдашней журналистикой этого добиться было нереально. А мать Дануси, сестра Аркадия Семеновича, без брата и шагу не могла сделать, — он криво усмехнулся.
Появились закуски, и Катя сочла за лучшее не углубляться в тему, которая, как ей показалось, неприятна Андрею…
Прощались они у Катиного подъезда долго. Говорили и не могли наговориться. Катя с замиранием сердца ждала, что он обратится к ней с такой очевидной — в три часа ночи — просьбой угостить его чашечкой кофе или чая. Но просьбы не последовало, Андрей попросил разрешения позвонить ей, если снова появится возможность приехать в Москву. Она конечно же позволила. Наконец они распрощались, и Катя поднялась к себе в квартиру, то ли радуясь, то ли готовая заплакать от разочарования. Как он себе это представляет? По первому свистку — к ноге? Бежать и приносить, как палочку в зубах, билет на редкий спектакль?
До смерти, до зуда в ладонях захотелось позвонить Даше.
Невозможно — три часа ночи.
Катя не ошиблась — в театре она действительно видела мельком мать.
Елена Андреевна засиделась в институте на обсуждении монографии своего коллеги. Возвращаясь домой, свернула на Малую Дмитровку и поняла, что сглупила: пробка, образовавшаяся у Садового кольца, тянулась до самого театра «Ленком». Из театра как раз начали выходить зрители после окончания спектакля. Елене Андреевне вдруг ужасно захотелось взглянуть, что это за новый поклонник у дочери. Соблазн был так велик, что она, не раздумывая, приткнула машину к тротуару, благо открылось место, и вошла в театр, пробиваясь против общего движения к выходу, толкаясь и извиняясь.
— Леночка, мне кажется, ты немного опоздала к началу! — услышала она насмешливый голос, оглянулась и увидела свою давнюю, еще со школьных лет, подругу, стоящую под афишами напротив раздевалки в окружении двух импозантных мужчин. Одного из них Елена Андреевна знала — это был муж подруги, другого видела впервые. Против воли она задержала на нем взгляд — высокий, широкоплечий, с сединой на коротко стриженных висках, в темном вечернем костюме, в отличие от большинства ленкомовских зрителей. Потом снова принялась шарить глазами по толпе, спускающейся к выходу.
— Ты кого-то ждешь?
— Понимаешь, мне вдруг взбрело в голову на старости лет шпионить за дочерью, — призналась Елена Андреевна, не спуская глаз с толпы. — Она здесь с новым поклонником, и он меня
— А Катюша удивительно похорошела. Она всегда была очаровательна, а теперь — настоящая красавица и так молодо выглядит, просто девчонка.
— Да, — с горестной ноткой в голосе произнесла Елена, — не родись красивой, а родись счастливой… Впрочем, ты права — в свои двадцать восемь моя доченька выглядит, как двадцатилетняя, — согласилась она, не подумав, что выдает этими словами и свой возраст.
— Вот бы ни за что не сказал, что вы ее мать. Больше тридцати вам никак не дашь, — заметил мужчина, за которого она пряталась.
— А я и не возьму, — отшутилась она.
— Выходите, угроза разоблачения миновала, — объявил он.
— Ради Бога, извините, я так бесцеремонно вами манипулировала!
— Поверьте, мне было приятно. Николай Васильевич, — представился он.
— Елена Андреевна, — ответила она. — Вы действительно не сердитесь?
— Ну что вы, это же нормальная ситуация, когда женщина ищет защиты за широкой мужской спиной! — заверил Николай Васильевич с улыбкой.
— Он не сердится, — вмешалась подруга. — Но все же, в порядке компенсации, ты не подбросишь нас? Ты же на машине, наверное?
— Придется. За все надо платить, и за широкую мужскую спину тоже.
В машине Николай Васильевич сел рядом с Еленой, а подруга с молчаливым мужем устроились на заднем сиденье. Пробка к этому времени рассосалась, они беспрепятственно выехали на Садовое кольцо и двинулись к Самотеке. Все это время Елена Андреевна чувствовала на себе взгляды Николая Васильевича и оттого нервничала, но, странное дело, ей это беспокойство нравилось. Все ее романы после ухода Елагина так или иначе были, по сути, не романами, а данью физиологии, которую она сама своим воображением как бы театрализовала, облекая в романтические одежды. А сейчас всем нутром чувствовала, что возникни у нее какие-либо отношения с этим человеком, их не будет нужды гримировать. Поэтому когда у подъезда своего дома старинная подруга без затей предложила подняться и выпить чаю с остатками вчерашнего торта, она согласилась, больше того, ушла поздно, во втором часу, и только после того, как Николай Васильевич неуверенно попросил разрешения позвонить ей…
Дарья сидела на кухне за столом и смотрела на трубку телефона со смешным коротким отростком антенны. Отчаянно хотелось позвонить Катьке, но воспитание не позволяло — три часа ночи.
Она только что выгнала мужа из своей постели, из своей квартиры, из своей жизни. Он пришел полтора часа назад, пьяный, от него пахло чужими духами, а когда лег рядом с ней, она обнаружила у него на шее отвратительный, вульгарный засос. Это была та соломинка, что сломала хребет верблюду. Дарья растолкала мужа — оказывается, за те несколько минут, что она сидела, ошеломленная своим открытием, он успел преспокойно уснуть, и это взбесило ее еще больше.