Любить, чтобы ненавидеть
Шрифт:
— Ночевать оставался?
— Вот это нет, никогда.
— Откуда вы знаете, может, оставался, только вы не слышали?
— Как же! Не услышишь его! Он как на свою тарахтелку сядет, так вся округа слышит, а мои окна прямо во двор выходят.
Казалось, рыжий капитан, невыспавшийся после тяжелого дежурства, удовлетворил свою профессиональную любознательность и, немного успокоившись, пришел к выводу, что на самом деле здесь ничего нового и криминального ему не наскрести. Он откланялся и вернулся в Катину квартиру.
Навстречу
— Вы кто будете?
— Виктор Елагин, отец Кати, — поставленным актерским голосом ответил тот.
— А вы? — он ткнул пальцем в Елену Андреевну.
— Мать.
— А где этот… который из Средневолжска?
— Он уехал, — ответила Катя, которая за это время собралась, взяла себя в руки и теперь думала только о том, чтобы у Андрея не было никаких неприятностей.
— Кто разрешил? — вновь взвился следователь.
— Никто, — ответил Сергей Иванович. — Сам взял и уехал. Говорил же он, что командировка всего на один день.
— Опять лезешь, когда не спрашивают?
Младший оперативник развел руками:
— Ну не надевать же на него наручники, товарищ капитан.
— А показания? — Он схватил со стола листки бумаги и потряс ими. — Где его показания? Где его подпись?
— Пишите, что считаете нужным, я подпишу, — сказала Катя. — Он не мог оставаться дольше — у него самолет…
Это была последняя капля в финальной сцене, как сказала бы мать. Дальше пошла следующая сцена. Капитан вскипел, стал орать, что так это не оставит, все выяснит, засудит, накажет и все такое прочее… словом, совсем слетел с катушек, потеряв контроль над собой.
Виктор Елагин поднялся с тахты, указал следователю на стул и, вибрируя своим роскошным баритоном, заявил:
— Криком делу не поможешь, товарищ капитан. Я уверен, вы зря теряете время. Лучше сядьте и пишите свой протокол. Не век же вам оставаться здесь.
И, странное дело, капитан, который позволял себе хамить гораздо более импозантному и уверенному в себе Андрею, вдруг сел, извлек из кармана ручку и стал писать. Вот она, всемогущая сила актерской популярности!
Все замерли в ожидании. Молчание длилось несколько минут, пока он не протянул Кате исписанный мелким писарским почерком лист бумаги. Она подписала, не читая.
— Надеюсь, инцидент исчерпан? — как можно доброжелательнее спросил Виктор.
— Пока следствие не закончится, ничего не могу сказать, — бросил, уходя, капитан.
— Желаю вам успеха, — сказал ему вслед Елагин.
За капитаном поспешили младший оперативник и Сергей Иванович.
Катя облегченно вздохнула, но тут же мысленно укорила себя — ведь там, внизу, лежит Степ. И снова по всему телу пробежала волной дрожь. Она сцепила руки замком, чтобы успокоиться.
— Я
— А разве этот мент тебе не сказал? — удивился отец. — Его убили из-за мотоцикла.
— Кто тебе это сообщил?
— Господи, да там, внизу, все оцеплено, рядом с трупом валяются огромные кусачки, которыми угонщики цепь разрезали и ударили его по голове.
— Этого не может быть! — вскричала Катя. — Он всегда в шлеме, снимал, только когда говорил по сотовому.
— Шлем валялся там же, в подворотне.
— Витя, давай прекратим это обсуждение, разве ты не видишь, что с девочкой творится? Пора уже всем успокоиться, — заявила категорически Елена Андреевна.
— У тебя есть что выпить? — спросил Катю Елагин, по-своему интерпретировав слова жены.
— В морозильнике водка. На кухне…
— Вот и снимем стресс, заодно и помянем, — с наигранной бодростью воскликнул Елагин. — Я его, правда, никогда не видел, но мать говорит о нем хорошо…
— Я его тоже никогда не видела, — перебила Елена Андреевна. — Просто я считаю, что он очень помог Катюше справиться с депрессией и уже хотя бы за это ему благодарна.
Елагин по-хозяйски открыл сервант, достал три рюмки, принес водку, не забыв захватить тонко нарезанную ветчину, купленную Катей вчера специально на завтрак Андрею, так и оставшуюся нетронутой, снова заглянул в сервант, нашел тарелки, вилки, поставил на журнальный столик и подкатил его к тахте, на которой так и сидели, обнявшись, мать и дочь. Разлил водку. Все это получалось у него легко, изящно, непринужденно, и Катя невольно залюбовалась своим молодым, несмотря на возраст, отцом.
— Помянем?
Катя одним большим глотком выпила, ни слова не говоря, поднялась, мягко отстранив руку матери, и пошла в ванную. Ополоснула лицо, поправила волосы, задумчиво оглядела себя в зеркале, вернулась в комнату, села на прежнее место и сразу же потянулась за бутылкой, чтобы налить себе еще.
Виктор перехватил бутылку, глянул на жену, та едва заметно кивнула, и он наполнил рюмку дочери.
— Совершенно не могу представить себе его мертвым. Может, я все же спущусь?
— Не надо, детка. Ему это уже ничего не даст, а тебе — только душу травить… Да и нет его уже там, увезли, наверное, — рассудительно предположил Елагин.
— Какая ужасная смерть… В подворотне, где мусорные баки стоят…
— Смерть всегда ужасна, — заметила Елена Андреевна.
— Я теперь не смогу мимо подворотни ходить… Каждый раз о нем буду думать… — Катя вздохнула.
Елагин налил себе, нацелился вилкой на ломоть ветчины.
Катя укоризненно заметила:
— А вот тебе, папа, не надо бы больше.
— Надо — в свете того, что я собираюсь тебе сказать, — и он второй раз вопросительно посмотрел на Елену Андреевну.
Она поняла его без слов и опять кивнула, соглашаясь.