Любители варенья
Шрифт:
Наконец приехала опергруппа.
— Хотел напомнить о следах в шкафу — их там море, — высунулся Баркаев и снискал снисходительную улыбку Васнецова.
— Все пальчики сняли еще в прошлый раз. Кстати, сейчас Стариков поехал в морг снять пальчики сестры Гавриленко.
Он подумал секунду и обратился к эксперту Светлане:
— Давай на всякий случай в шкафу отпечатки еще раз сними. Может, кто-нибудь здесь шуровал после обыска.
Дополнительный обыск ничего не дал, но на всякий случай отпечатки сняли и со спинки кровати, и с лампы, и с подоконника.
— Перепроверить никогда не помешает, — нравоучительно изрек Васнецов.
Когда группа отъехала, Валерчик нервно
Плетнев долго мог обходиться без еды, если в этом была необходимость. Но в данный момент такой необходимости не было, и он напомнил Турецкому, что неплохо бы перекусить.
— Ну, давай, — задумчиво ответил Турецкий. — Хотя мне кусок в горло не полезет. Думаю, что нам делать.
— На сытый желудок лучше думается. А то у меня мысли отвлекаются, — признался Плетнев. — Вон как раз «Пельменная». Наверное, гадость несусветная, зато быстро покормят.
Наскоро перекусив горячими и сильно перчеными пельменями, Турецкий и Плетнев выпили по стакану яблочного сока и вышли на улицу.
— Ну? Как твои мысли? Уже не отвлекаются? — поинтересовался Турецкий.
— Да хрен знает, еще не понял, — честно признался Плетнев.
— Ну, давай думать вместе, — предложил Турецкий. — Кассету мы лейтенанту показать не можем. Нас сразу спросят, где мы ее взяли. И думаю, никто не поверит, что мы ее нашли на улице. Тем более после вчерашнего, — сокрушенно произнес Турецкий, и Плетнев понял, что уписывая пельмени, Турецкий ни на миг не переставал думать о деле.
— И парня мы не можем сдать.
— Не можем. Мы же ему обещали. И уехать не можем, пока не закончится следствие.
— Ну тогда расклад один — остаться и расследовать это убийство, которое записано на кассете.
Турецкий рассеянно кивнул, но продолжал думать о своем.
— Знаешь, Антон, что меня немного беспокоит? Или не так… напрягает. То есть не напрягает, а вызывает некоторые сомнения… Мы с тобой за последний день трижды преступили закон. Дали ложные свидетельские показания — раз. Скрыли важную улику — два. А самое главное — покрыли убийцу, который уложил бандита. И даже если мы чудом не попадем в тюрьму или на кладбище, то лицензию у нас точно отберут. Так что это расследование скорее всего будет последним. А тебя это как? Не смущает?
Плетнев пожал плечами.
— Во всяком случае будем жить с чистой совестью. Если будем, конечно…
Его безразличный тон говорил как раз об обратном, — Плетнев собирался прожить долго, насколько это возможно при всех опасностях, которые подстерегают людей его профессии. Так же, как он не сомневался в справедливости решения Турецкого. Тот его понял правильно.
— Итак, что мы имеем? Гору трупов и кассету.
— Не такая уж эта гора. Видали и похуже, — хмыкнул Плетнев. Но Турецкий не оценил его тонкий юмор и продолжал:
— Эта Галя была скорее всего оператором.
— Девушка на кассете была ее сестрой. Возможно, Галя хотела отомстить. Наказать убийц… Но не успела.
Они медленно шли по бульвару, не обращая внимания на прохожих и на роллеров, которые лихо объезжали людей, умудряясь никого не сшибить с ног и вовремя разъехаться со встречными роллерами. Один из парней обогнал сыщиков и притормозил у соседней скамейки. Он плюхнулся на сиденье и нагнулся над ботинком, подтягивая пластиковую защелку. Выгоревшая на солнце бейсболка закрывала его лицо, и он слегка сдвинул ее на затылок, провожая взглядом мужчин.
— Самый главный вопрос, — продолжал негромко размышлять вслух Турецкий, — клиент. Ведь наверняка перед убийцей стояла задача грохнуть именно его, а проститутку убрали как свидетеля. Вряд ли пришли именно за ней. Тогда бы это сделали без лишних глаз. Кто он — этот клиент? И о чем он разговаривал с солидным господином?
— А почему этот господин решил поговорить в присутствии проститутки?
— Наверное, о прибытии клиента кто-то сообщил господину. Дескать, пришел и находится в таком-то номере. Развлекается с проституткой, можно брать тепленьким… — предположил Плетнев. — А ее никто из них в расчет не принимал. Тем более, когда они и так собирались от нее избавиться.
Роллер наконец справился с креплением и дождался, пока друзья пройдут мимо. Затем достал мобильный телефон.
— Их выпустили. Идут по набережной. Я их провожу, — коротко отчитался он.
Несколько знакомых ребят прокатили мимо и приветственно замахали руками.
— Шмель, давай с нами, мы в «Япошку».
— Не, дело есть, — отмахнулся Шмель.
С некоторых пор Лешик Шмелев по кличке Шмель пренебрегал своей компанией. Совсем еще недавно он с удовольствием носился на роликах, считая высшим пилотажем пулей пролететь между парочкой или разбить компанию девчонок, которые с визгом разлетались, когда он несся прямо на них и всем своим видом показывал, что менять направление не собирается. Вслед ему неслись возмущенные крики, но Лешик знал: зрители успели оценить его виртуозную езду. Роллердром находился на другом конце города, добираться долго да еще и на перекладных, и любители покататься на роликах облюбовали недавно обновленные заасфальтированные дорожки центрального бульвара. Городские власти не поскупились и поставили новые скамейки по обе стороны от главной аллеи, так что можно было и передохнуть, и попытаться склеить девочек. Шмель — парень невысокого роста, но крепыш, и мышцы накачивал едва не каждый день. Он любил поиграть мышцами на руках, поражая девочек, потому и футболки носил до самых холодов, чтобы все могли увидеть плоды его неустанных тренировок. Но девочки поражались не столько его бугристым мышцам, сколько несоответствию совсем юного лица и крепких мужских рук.
Как-то к Шмелю, когда он вышел из подъезда и раздумывал, куда бы направиться, подошел его сосед Валерчик. Хотя они были и мало знакомы, но Валерчик всегда первый протягивал руку для крепкого мужского пожатия. Шмель солидно тряс его руку и гордился, что сосед — мужик уже взрослый, по виду лет двадцати восьми, проявляет к малолетке внимание. Шмелю этим летом исполнилось шестнадцать.
— Как жизнь? — месяца три назад поинтересовался Валерчик у соседа.
— Да вот хотел на работу устроиться, папаша ворчит, что в мои годы уже мешки таскал на пристани, подрабатывал. Да не берут меня никуда, говорят — несовершеннолетний. Один только взял — шашлычник Шамиль, да и тот кинул. Я у него две недели отработал, а он не заплатил, гад такой.