Любкино заселение(ю)
Шрифт:
— А разве каждый уверен в том, что ему нужно? Мне кажется, каждый находится в постоянных сомнениях и совершенствование. Даже такой Главнокомандующий как вы. Вот скажите пожалуйста, Глецио. Разве в этом мире все совершенно и с каждым годом ничего не меняется? Даже на планете Земля я побывала уже не в одном теле человеческого индивида и могу смело заявить, каждый из них из-за неуверенности в себе, совершает столько ошибок. Мама не горюй.
Наш Главнокомандующий призадумался. Он остановился в одном
— Глецио. Вы здесь?
— Да, дочь моя. Ты, не каждый. Ты Ангел Любви, а ошибка Ангела Любви стоит простому смертному жизни, а заоблачному жителю лишением крыльев и хрустальных туфелек. Поэтому, мы вас учим точности и уверенности.
— Я понимаю, Ваше Божейшество. Но как мне быть точной, когда я живу в теле человека со скандальным характером и распущенной жизнью? Да, у нее на каждом шагу как на минном поле, нет-нет, да как взорвется.
— Вот для этого мы вас и отправляем в тела таких индивидов, чтобы вы научились правильно мыслить и просчитывать все шаги наперед.
В руках Глецио появился посох, которым он взмахнул, рисуя непонятные иероглифы. Это же заоблачный язык. Я что, забыла его?
Вдруг картинка искажалась словно кадры на испорченном телевизоре. Я открыла глаза и вздохнула большой глоток воздуха и не могла прокашляться.
— Всё, всё, родная. Это все закончилось, — приятный мужской голос это уже хорошо, значит я снова Селена.
Но пока, перед моими глазами плыл образ брюнета, который рассмотреть невозможно, как не старайся.
Он держал меня на руках, укутывая во что-то мягкое и плюшевое и пошел вместе со мной в неизвестном для меня направлении. А мне это было чертовски приятно.
— Потерпи немного, ещё чуть-чуть, — слышала я этот же голос, который приятно откликался глубоко в моем подсознании.
Меня снова положили в какую-то яму и накрыли бархатистой тканью.
Очнулась я уже в постели. Открываю глаза. Тело болело, кости словно выворачивает. Голова чумная, а напротив меня сидит симпатичный брюнет, лет сорока и протягивает мне кружку.
— На, выпей.
Дрожащей рукою взяла кружку и осушила ее залпом. Вкус персика с послевкусием мяты приятно порадовал меня.
Память активизировалась?
Видимо Глецио вернул пищевые рецепторы этого туловища. А характер, интересно, остался тот же? Невыносимый?
— Я еле успел. Ещё бы чуть-чуть и всё. Селена, луна моя, скажи мне пожалуйста, — он дотронулся раскрытой ладонью до моей щеки, убирая прядь влажных волос, которая настойчиво залезла мне в глаза. — Куда ты опять влезла? Ты пойми, мои связи не всегда позволят тебя вытащить, понимаешь?
Он продолжал нежно поглаживать щёку, отчего приятной волной ко мне вернулись воспоминания от тела Селены…
Нежные касания кончиками пальцев по моему обнажённому телу.
Белые шелковые простыни мягко касались к моим ягодицам, заставляя вздрагивать от одной только мысли о происходящем.
Зелёные глаза смотрят словно в душу, призывая к действию и незабываемым ласкам. Я готова много раз, протяжно произносить его имя в бесконечной страсти, покрываясь колкими и мелкими мурашками, до дрожи. Голова кругом и он снова кусает мои губы, так нежно и безупречно, что моментально сводит щиколотки от незабываемого удовольствия…
Я пришла в себя из божественной неги.
Значит, у них что-то было?
Я аж вся взмокла от того, что только что испытала. Это невероятно, но не показывая вида я растворялась в его зелёных глазах и поддавалась его руке, которая продолжала поглаживать мою щеку.
Затем, противясь этому телу, убрала его руку и прошептала: — Не нужно, Игорь. Это все как-то…
— Как? А две недели назад ты была не против…
— Я была другим человеком, а сейчас всё изменилось.
— Что именно изменилось, Селена?
— Я бы тебе сказала, но боюсь ты не поверишь.
Он глубоко вздохнул. Видимо, Селена часто водила его за нос, пытаясь извлечь собственную выгоду, поэтому вера в нее иссякла. И я этого мужчину прекрасно понимаю. Я бы вообще не смогла ни минуты находиться рядом с такой истеричкой.
— Селена, ты можешь хоть раз сказать правду? Я так устал от твоей лжи. Не делай так, чтобы я пожалел о твоём спасении.
— Мой отец, он… как бы это сказать, — я смотрела в его глаза. Они таили неизвестность, как кратер одинокого вулкана, такой же неприступный и неизведанный.
Но единственное что я могла точно определить — это верность. Этот человек никогда не придаст, но пряталась в этом зелёном омуте какая-то странная эмоция. Эти чувства и не позволили мне рассказать всю правду.
Я опустила взгляд вниз и промолвила в полголоса: — Может поедим?
— Хорошо, я как раз приготовил голубцы с картофельным пюре. Сейчас покушаем и я жду от тебя объяснений, зачем ты влезла и куда.
Я пыталась встать с кровати, но голова кружилась а ноги были ватные и совсем не слушались меня.
— Куда ты, — сажая обратно меня за предплечья, говорил собеседник: — Ты ещё слишком слаба для самостоятельности. Присядь, я принесу тебе в постель еду.
Не прошло и пяти минут, как он вернулся обратно с подносом на котором стояла тарелка с картофельным пюре и двумя голубцами.
Я приняла тарелку и положила ложку пюре в рот. Ощущая молочный вкус в слиянии с картофелем, я закрывала глаза от наслаждения.
— Смотрю тебе понравилось, — бархатным голосом произнес собеседник: — А голубец? Попробуй.