Любоф и друшба
Шрифт:
Когда я вернулась домой с двумя пакетами зеленых яблок, я увидела идиллическую картину: вся семья вместе – мама, Мария, Лидочка, и даже отец, против обыкновения, был внизу.
Девочки были притихшие и возбужденные, как каша на маленьком огне: не выкипает, но тихонько бурлит. Мария с видом человека, делающего семейное дело первостепенной важности, распечатывала из Интернета способы обучения младенцев в утробе матери, Лидочка делала уроки, время от времени выбегала из комнаты и, почти не прячась, курила
Мама жгла в печке свадебные журналы, отец с кротким видом перебирал старые детские книжки, раскладывая их на две стопки: в одну те, которые пригодятся Жениному ребенку прямо сейчас, в другую книжки, которые Женин ребенок будет читать попозже. Отец не выглядел потрясенным, разве что больше, чем обыкновенно, задумчивым, но когда я заметила, что в первую стопку книг для младенца вместе со сказками попала «Критика чистого разума» Канта, я поняла, что отец очень расстроен.
– Даже я не читала в год Канта, – заметила Мария. – Но с другой стороны, про Жениного ребенка мы пока ничего не знаем, может быть, он будет гений.
– Гений? Мальчик? – заинтересованно спросил отец.
– Конечно, у нас будет мальчик, – энергично ответила мама.
Она бросала в печку свадебные журналы, один за другим.
– Вот и прекрасно! – приговаривала она. – Вот и хорошо! А нам и не надо! Не надо! Нам! Мезальянса не надо нам! Какой-то нефтемагнат! Человек не нашего круга!.. У нас дедушка – ученый, а у них кто?!
– У кого дедушка ученый? – удивился отец.
– У Жениного ребенка, – объяснила мама. – Ты – дедушка.
– Чей дедушка? – удивился отец.
– Мой. Ты – мой дедушка, – ехидно ответила мама.
Если мама ехидничает, значит, все не так страшно. Не страшно, а наоборот, прекрасно, радостно.
Лидочка с Марией весь вечер перешептывались, так взволнованно, что я почти все слышала.
– Вместо Дома, и богатства, и платьев, и путешествий, и всего – мать-одиночка! Так проколоться! – сокрушалась Лидочка. – Тетя Ира говорит, такое с каждой может случиться. Что, даже со мной?!
– С тобой не может ничего случиться, ты эгоистка. Ты всегда думаешь только о своей дорогой особе, – отвечала Мария.
– Ну и что здесь плохого? Если бы Женя думала о себе, она бы предохранялась… Нужно было предохраняться! Могла бы использовать прерванный половой акт, – важно сказала Лидочка.
– Вот и нет, вот и нет! Это заблуждение – так нельзя предохраняться. Сперматозоиды за короткий период способны совершить путь в десятки сантиметров… – возразила Мария.
– Ты-то что в этом понимаешь? Ты еще скажи, что беременность наступает от орального секса!
– Ничего подобного, – обиделась Мария, – беременность не может наступить от куннилингуса!
– Куни… чего?
– Орального секса, дурочка! Я-то, в отличие от тебя, все знаю – и про
– Ох, ох… зачем мне знать твои дурацкие слова, – дразнила Лидочка. – Зато я, в отличие от тебя…
Лидочка прошептала что-то Марии на ухо, и мне не удалось расслышать – что Лидочка, в отличие от Марии?!
Слава богу, этот бесконечный день клонился к концу. Все улыбались, старались быть особенно предупредительными друг к другу, и мама даже завела речь о том, чтобы испечь «Наполеон», но атмосфера была странная – как будто в семье большая неприятность, но друг перед другом все делают вид, что это не неприятность, а неожиданно свалившееся на нас счастье.
…Женя в общем ликовании не участвовала. Приговаривая: «Мама так ко мне добра», отставила в сторону принесенный мной сок, виновато сказала: «Меня подташнивает».
Мама болталась у нее под дверью.
– Можно к ней? – шепотом спросила она.
«Можно» – это что-то новое в нашем обиходе. Мне давно нужно было забеременеть, тогда бы мама не врывалась ко мне без стука.
– Хочет побыть одна, ее тошнит, – объяснила я.
– Токсикоз? – сладко выдохнула мама.
Свет в нашей комнате не горел, Женя спала, закрывшись с головой одеялом, но как только я вошла в комнату, из-под одеяла послышался несонный голос:
– Лиза, Лиза, у него никого нет, кроме меня… Как он будет жить? Я только об этом думаю, как он будет жить, совершенно один на свете…
– Глупости, какие глупости ты говоришь! – возмутилась я. – У него есть я, мама, папа, девочки! Вовсе не у каждого человека так много близких родственников!
– Нет-нет, – не слушая меня, горестно повторила Женя, – его никто не понимает, он сейчас совсем один со своими мыслями, чувствами…
…Я не хотела называть Жениного младенца «зародыш», это звучало как-то невежливо и физиологично, да и как можно называть человека «зародыш», если его уже ждет «Критика чистого разума» Канта? Но почему Женя уверена, что младенец, которому всего несколько недель от зачатия, думает? И что все мысли этого младенца о том, что никто его не понимает?
– Женечка… Что это с тобой, токсикоз, так рано? – осторожно начала я и вдруг поняла, что у нее не токсикоз. Это был не токсикоз, а идиотизм – Женя говорила о Вадике.
– Ему только со мной хорошо, спокойно, как будто мы всю жизнь вместе, как половинки, – доверчиво сказала Женя. Она так светло улыбалась, как будто впереди ее ждала любовь, как будто не было запертого Дома, пачки денег на кровати, ненужной беременности!.. Глупый ангел!
Наверное, ангелы не отличаются самым большим интеллектом на свете. Наверное, умные – черти, а ангелы глуповатые. Но как говорит мама, всякой глупости есть предел! Чем больше Женя станет лелеять свои чувства, тем хуже для нее и для нашего ребенка. Иногда ангелов необходимо ударить по башке, чтобы они пришли в себя.