Любопытство - не порок, но оно наказуемо
Шрифт:
А не надо было подходить ко мне сзади, когда я тренируюсь среди других хищников, пусть и без таких клыков, как у меня самого – естественно, что удивляться даже не стоит, если я в таком случае этому умнику выворачиваю руку и еле останавливаюсь от стыдливого прижатия к полу. Пусть радуется вообще, что я себя контролирую!
И вот, я лежу рядом с Вулфом, самым главным мафиози из тех, кого я пока тут знаю – и могу с легкостью убить его. Для этого достаточно лишь развязать руки своему зверю внутри. И это не волк, милый мой пирсингованный мафиози… О, нет! Все куда хуже.
Я не буду убивать того, кто стал моим хозяином. Тот, кто вновь пробудил во мне этого монстра – он будет сам с ним справляться, когда тот окончательно вырвется на свободу. Это не моя проблема, я сам отрешился от него. Избавился! Но нет… Мир не может так спокойно отпустить меня.
Даже всех денег вселенной не хватит, чтобы отмыть ту грязь, в которой я жил с самого детства. Ничего уже не изменить, и стоит жить дальше. А смерть главы американского клана мафии не спасет меня от этой черной жижи, что все дальше в гущу засасывает меня. О-о, нет. В этом случае я сделаю только хуже – меня либо убьют местные за это, либо сделают своим главой. Последнее маловероятно, скорее кровная месть.
К тому же правда когда-нибудь раскроется. Как говорил мой учитель: «Ты не избавишься от истории своей семьи, даже если они все погибнут. И если в начале пьесы на стене висит ружье, то в конце оно обязательно выстрелит. Закон жанра»… Он всегда оказывался прав.
Я закрыл глаза, отдаваясь велению случая…
– Солнышко мое, ну, не плачь, - ласковые слова от мамы и ее приятный запах обволакивают, но я все равно не могу остановиться, и слезы текут ручьем по щекам. Я еще совсем ребенок, не старше и четырех лет, но чем-то сильно расстроен.
– Я… я не хочу делать окружающим больно! – кричу, почти навзрыд ревя.
Какой же я плакса…
– Ничего страшного, малыш… Девочке наложили гипс. Всего лишь ей руку сломал… - тон у мамы успокаивающий, но сейчас я уже слышу переживающие и пугающие нотки.
– Я не хочу так!
– Ты не будешь ходить в садик, хорошо… - она смотрит на меня своими зелеными глазами, которые достались и мне. Красивый цвет, приятно-сероватый.
Я слабо киваю, чуть успокаиваясь.
– Твой отец был прав, не стоило отправлять тебя в обычный садик после начала обучения, - еле слышно говорит она.
– Папа? У меня ведь нет отца, – удивленный возглас и воспоминание исчезает, растворяясь в ворохе других мыслей.
…
Почему я просыпаюсь в объятиях Вулфа и плачу? Я что, какая-то девчонка? Противно за тебя, мое глупое и беспомощное «я»! Ты же уже свыклось со своей судьбой, не так ли? Ты же уже принял меня, своего монстра, так почему же ты не сдаешься и все еще хватаешься за никчемные кадры прошлого? Ты уже пытался, «солнышко», выйти из этой грязи! Пытался и не раз! И где ты сейчас? Так почему же ты остаешься человеком? Мир дал тебе больше – меня… Понимаешь?
…
Обхватываю руками лицо. Я справлюсь. Самоконтроль – только он спасет меня.
В какой-то момент я просто устаю, и вновь проваливаюсь в сон, впервые с того дня, как я попал сюда, в чьих-то объятиях. Мне почему-то спокойно на душе, и границы сознания не рвутся на части, пусть и не склеились воедино.
Поутру я просыпаюсь в одиночестве, и в сладкой неге, валяюсь еще минут пятнадцать. Пока совесть не заставляет встать и покинуть главное святилище этого клана – спальню Вулфа.
«А тут довольно мило», - запоздало повествует мне внутреннее чудо. И я не могу с ним не согласиться, ведь несмотря на то, что внешне Вернер выглядит довольно необычным парнем, и мнение о нем складывается предвзятое, то комната у него прибранная, аккуратная и полна ярких положительных красок: светлые обои, большая, будто трехспальная постель, тумбочка рядом с какой-то книгой. И ни стола, ни вещей хоть как-то напоминающих о делах.
Движимый внутренним порывом нежности ко всему мягкому, я валюсь на кровать и вязну в простынях. Они такие белые и пушистые – необыкновенное чувство. Зачем-то прячусь в них, и только через мгновение понимаю, что кто-то открыл дверь и подошел прямо ко мне. По звуку легко определить какого веса твой противник, а по тени – его рост… и это не Вулф.
– Брат! – кидается на меня кто-то, обнимая куль с одеялом, и нежно трется щекой о ткань. – Доброе утречко.
Я нервно икаю.
– Вер-Вер, ты чего такой тихий? – хихикает он, разворачивая край одеяла, и утыкается… в меня.
– Привет, - улыбаюсь я ему и даже доброжелательно махаю рукой. Аккурат в этот момент дверь сбоку открывается и из ванной комнаты выходит Вернер Грей Вулф собственной персоной. Слава Богу, что не в чем мать родила, а с накинутым на бедра полотенцем.
А у него неплохое тело. И шрам на шее. Я его прежде не замечал… Тату же меня лично мало волнуют – мафия любит рисовать на себе всякие знаки, как принадлежность к клану, уважение к старшим и память о прошлых событиях. Я не привязан к таким вещам – лишь мой мозг должен знать все.
Как аппетитно стекает струйка воды по телу Вулфа… Я проголодался.
– Вер-Вер, ты с ним спал что ли? – прижав ко рту ладонь, интересуется мальчишка, испуганно раскрыв глаза.
– Вот именно, что просто спал. Я не знаю, о чем ты там подумал, но… - зачем-то тараторю я, чувствуя себя глупо.
– Проваливай, - рычит на меня зверь Вернер.
Я за мгновение скрепляю цепями своего так, чтобы он не вырвался наружу и не разорвал этих двоих на куски. Хотя, возможно, с самим мистером Вулфом придется помучаться, но конец нашей битвы предопределен – я выучил его приемы, еще, когда под стол ходил и сейчас у меня не тот уровень. У него есть главное – опыт убийств.