Любопытство - не порок, но оно наказуемо
Шрифт:
Отчего-то я разозлился сам на себя за подобные мысли и в злости сжал в руке до боли подвернувшийся мне под руку карманный нож, больше предназначенный для метания, чем для бытовых нужд, после чего я метнул его в ту же стену, куда ранее полетела бутылка вина. Лезвие угодило аккуратно в стену, распоров тканевые обои так, что их позже обязательно придётся менять. Отлично!
Я, как всё тот же ребенок или же волчонок (называйте, как хотите), уткнулся носом в стол и заскулил. И нужно же было в этот момент приоткрыться двери! Конечно
– Неужели волчонку кто-то подпортил настроение?
– донесся до меня шутливый знакомый мне тон.
Я фыркнул и грубо, не утруждая себя даже в том, чтобы поднять голову, пробубнил:
– Уйди, несчастный, я в печали.
Снова смех. Не наигранный, какой я слышу чаще всего, а самый что ни на есть настоящий, искренний. Как звон серебряных колокольчиков. Сам не заметил, как злость сошла на улыбку. Но голову я поднимать не стал, не хотел, чтобы Чарльз видел, что ему снова удалось поднять мне настроение своим присутствием. Ведь потом давить на это будет!
По комнате разлетелись звуки мягких, едва уловимых шагов, и мне на голову легла холодная ладонь, мгновенно зарывшись в волосы. По коже поползли мурашки - инстинкт самосохранения поднял панику. Вот только на душе стало так спокойно, что улыбка стала шире, а плохое настроение осталось где-то в прошлом, как бутылка вина или дорогие обои.
Пальцами Чарльз начал перебирать отдельные пряди белых волос, потом чёрных, спустился к уху, чуть дёрнув мочку того уха, что облизал этот гадкий Мистер Италия, потом по щеке вниз, к губам, подбородку. Резко парень схватил меня за челюсть и дёрнул вверх, тем самым заставил поднять голову и посмотреть ему в глаза. Я не сопротивлялся – мальчишка улыбался. Но уже минутой позже наклонил голову чуть в бок и посмотрел на меня задумчивым, отрешённым взглядом.
– Знаешь, Вернер, ты похож на волка из книги Джека Лондона. Белый Клык. Скалишься на всех, рычишь, но стоит появиться твоему хозяину, как ты становишься таким ручным, будто рождён быть собакой, - мальчишка тряхнул чёрными волосами и как-то по-хитрому улыбнулся: - Серый Волк*!
– Это совсем не смешно, Чарльз, - я закатил глаза и быстро, чтобы Чарльз не успел отреагировать, поднялся со своего места за столом и притянул его к себе настолько близко, чтобы не осталось и сантиметра… миллиметра. Я не хотел, чтобы он так вальяжно смотрел на меня сверху вниз. Не дорос ещё.
То, что других всю жизнь пугало, этого парня смешило. Наверное, из-за этого, оказавшись в таком неловком положении, он вместо того, чтобы начать вырываться, начал щекотать меня! Я не боялся щекотки, но этот мальчишка знал больше других, отчего мне волей неволей пришлось отступить. Я снова сел за стол и жестом пригласил Чарльза сесть на сводное место на другом конце. Он мотнул головой и ловко, как кошка, забрался мне на колени. При этом ещё и обнял, как мамочку.
Повисла тишина, которая прерывалась лишь тихим посапыванием парня, который так удобно разместился у меня на руках и, кажется, собирался так вздремнуть час-другой, как он делал это раньше, но я помешал ему, задав крутившийся некоторым часом раньше, вопрос.
– Как там моя новая игрушка? Она способна на что-нибудь?
– Он мне не нравится, - Чарльз зевнул. – На первый взгляд хилый, слабый, но если присмотреться, его тело натренировано в совершенстве. Любой человек, мало-мальски разбирающийся в этом, увидит, что он на что-то да способен. Но он притворяется недотёпой!
– мальчик посмотрел на меня с обидой, словно говоря «зачем тебе он?», после чего продолжил: - Если он при тебе будет строить из себя слабака, не ведись. Он уже сейчас может участвовать в боях, но думаю, он не готов психологически. Подождём немного.
– Хорошо, мы подождём столько, сколько будет нужно.
Снова повисла тишина. Но в этот раз её нарушил Чарльз.
– Сейчас он мирно спит в той комнате, в которой он находился на момент болезни, - Чарльз нарочно выделил последнее слово, намекая на то, что парень слишком уж чувствителен к наркотикам, следовательно, зачем нам такой нужен? Помолчав, он продолжил: - Но не думаю, что стоит его переселять в клуб. Там он загнётся. Или его нарочно убьют ещё до начала его карьеры. Твои волчата чувствуют, что он не так прост, поэтому и рычат. Лучше пусть живёт у нас.
Я согласился с этим. Его не очень-то хорошо приняли в стае. Хотя, честно, поначалу всем сложно. Потом привыкают. Вот только долго не живут. Умирают. Некоторым везёт: проиграв и став мне не нужными, их покупают. Конечно, не для боёв (конечно, бывает такое, но очень редко), а для услуг более интимных. Что станет с Рио, русским мальчишкой, я не знаю. Может, пойдёт на органы, как и было задумано первоначально. Может, заслужит свободу. Или умрёт завтра же вечером на тренировке. Всё может быть.
Судьба располагает - люди творят.
Чарльз уснул у меня на руках. Будить не хотелось, и я понёс его, как маленького ребёнка, в его комнату. Положив на кровать на вид хрупкое тело, я осторожно поцеловал его в лоб и прежде, чем он попросил почитать ему сказку, выскользнул из комнаты. Мне в след было кинуто «доброй ночи, братик».
Я улыбнулся. Чарльзу в этом году исполняется двадцать лет, а он ведёт себя так же, как и десять лет назад. Ему уже давно пора принять то, что я «злой, страшный дядя» и вести со мной себя стоит иначе. Но причина в том, что я и сам этого особо не хочу. Мне нравится чувствовать рядом с собой этот тёплый комочек.