Любовь ангела[Сборник]
Шрифт:
Миша оказался совершенно не таким, как Дэн. Он больше молчал, но это молчание не чувствовалось неловким или неестественным. Молчать вместе с Мишей было неожиданно хорошо и приятно, и Алисе вдруг стало мерещиться, что они знакомы уже давно, наверное, целую вечность, и что они могут идти рядом сколь угодно долго. Ей было легко и весело. Просто так. От одного его присутствия. Или в этом виноват шальной весенний воздух, пьянящий, словно молодое капризное вино.
Они взошли на Андреевский мост и остановились, глядя на яркие огни
Было ветрено, это особенно чувствовалось здесь, над рекой, и руки Алисы замерзли. Но она только спрятала их в рукава куртки, не желая уходить с моста. Внизу тяжелой темной лавой медленно перетекала вода, и в ней бесконечно отражались огни и звезды.
— Дай свои руки, — сказал Миша, протягивая раскрытые ладони.
Девушка вложила в них свои замерзшие пальцы и тут же почувствовала, как в ее тело вливается живительное тепло.
Они стояли, взявшись за руки, и это было хорошо и правильно. Мимо прошла стайка девушек, переговариваясь и смеясь.
Алиса отчего-то совсем не смущалась.
— Согрелась?
Алиса кивнула, ужасно боясь, что сейчас он выпустит ее руки. Но Миша по-прежнему сжимал их — крепко, но бережно, словно хрупких птичек.
«Он меня поцелует», — подумала девушка одновременно со страхом и с надеждой.
Но Миша не поцеловал. Алисе показалось, будто по его лицу скользнула тень.
Он отвел глаза.
— Пойдем?..
Горечь разочарования обожгла ей горло. Разочарования и обиды. Но вернувшись домой, она вдруг подумала, что так даже лучше. Слишком недавно произошел тот случай с Дэном, а охватившее ее на мосту чувство было слишком внезапным. Мимолетным? Пока что об этом еще сложно судить.
Наполнив ванну и утопая в сладко пахнущей абрикосом пене, она вспоминала ночные огни, и звезды, и глаза Миши, казавшиеся в сумраке темно-серыми, почти черными.
5. Друг из детства
— Алиса, о тебе опять спрашивали! — взволнованно говорила Нина.
На этот раз она вопреки обыкновению позвонила с утра, разбудив подругу от сладкого сна, и Алиса морщилась, досадуя на внезапный звонок, рассеявший сон в клочья, так что вспомнить, что снилось, было совершенно невозможно.
— Алис, что молчишь? Я же говорю: в институте тебя совсем потеряли!
— Ага, — равнодушно согласилась Алиса. — Ты сказала им, что я заболела?
— Да… сказала, но они напоминают, чтобы ты не забыла принести справку… — голос честной Нины сбился. Она вообще не умела врать, и Алиса прекрасно представляла себе, как подруга стоит перед какой-нибудь Светланкой и, отчаянно краснея и запинаясь, лепечет свою ложь, пахнущую за километры именно ложью.
— Ничего страшного, — успокаивала она Нину, словно это она нуждалась в дружеском участии. — Сейчас справку купить — пара пустяков. Я сама в И-нете объяву видела.
— Алис, — голос Нины стал серьезным и торжественным, — я понимаю, что ты сейчас расстроена
— Конечно, не брошу, — смеялась Алиса. — Погуляю и приду — куда же я денусь?..
Она действительно много гуляла в эти дни. Просыпалась в то же время, что и на учебу, но вместо того, чтобы ехать в институт и просиживать на лекциях, отправлялась пешком по улицам Москвы, проходила по еще пустым стылым бульварам, смотрела на цветущую вишню и наливающиеся соком почки, доходила до набережной и долго сидела на каменном парапете над свинцовой тяжелой водой.
Именно там, у Москвы-реки, она и увидела его.
Он стоял, небрежно опираясь о гранит, и легкий ветерок перебирал его длинные золотистые волосы, от которых словно исходило сияние. Он отличался от всех людей, словно цветное трехмерное изображение от «слепых» черно-белых ксероксных копий. Он казался настолько настоящим, что все прочие были рядом с ним давно отжившими свой век тенями.
При взгляде на него сердце Алисы забилось где-то в горле, а руки и ноги сделались ватными — словно она провалилась в глубокий снег и не может теперь пошевелиться, — и только внутри разлилось тепло и странное чувство — то ли восторга, то ли опьянения.
— Алиса, — позвал он, и девушка нисколько не удивилась тому, что незнакомец знает ее имя. Она вдруг подумала, что он знает о ней все, и это было даже приятно, потому что ей не хотелось иметь от него тайны, ей хотелось, чтобы он читал ее душу, словно открытую книгу — только это сейчас могло принести ей умиротворение и радость.
— Алиса, ты узнаешь меня? — спросил он, и девушка кивнула.
— Да. Я помню тебя. Это ведь ты приходил ко мне, когда мне еще было четыре?
Четырнадцать лет назад
— Ну и где же твой друг? — мама, оглядев пустую комнату, подняла с пола одноглазого плюшевого мишку, с которым Алиса давно уже не играла.
— Его сейчас нет! — ответила девочка, удивленная бестолковостью взрослых. — Но он придет. Он всегда ко мне приходит. Нам весело. Мы играем и разговариваем.
Мама вздохнула, села на диван и усадила Алису к себе на колени.
— Ребенок, ты уже довольно взрослый. Разве тебе нужны придуманные друзья? Ты же дружишь со Светочкой, Егором и Настей. И мы с папой твои друзья…
— Он другой! — категорично заявила девочка, прекрасно понимавшая, что сравнивать ее особенного друга со Светой или с родителями совершенно невозможно. Она не помнила его лица, но прекрасно помнила его тепло и свет.
— Конечно, другой. Потому что его нет. Ты сама его придумала, — ласково объясняла мама.
— Нет! Не сама! Он есть! — Алиса попыталась вырваться из материнских объятий.
— И где же? Познакомь меня с ним, — попросила мама.