Любовь больше, чем правда
Шрифт:
— Ну, пустите же журналистов. Хотя бы одного корреспондента «Светской хроники». Публика желает знать врачебную тайну во всех интимных подробностях. Правда ли, что Пиль стал строительным фетишистом?…
Чикита продолжала бороться за абсолютную тишину. Но она не могла быть в каждой бочке затычкой. Впрочем, в один из вечеров ей удалось заткнуть практически всех, добиться того, что каждый, находящийся в доме, мог слышать стук собственного сердца и даже нечто, доносившееся из глубокого подвала.
Там засели оставшиеся на роль экстраординарных курьеров Бобби
— Дама бубновая. И где эта Катька шляется?
— Беру. Может и не шляется вовсе, а замуж уже вышла за другого пацана путевого.
— Десятка червей. И чего мы тогда тут околачиваемся?
— Король черви. А какая тебе разница, где дураком быть: в школе, дома или здесь?
— Шесть крестей. А если сынок этот все же кони отбросит?
— Валет козырный. Значит на похоронах потусуемся…
— Девятка пиковая. А если инвалидом выживет. То ни свадьбы нам, ни похорон?
— Туз. Значит, придется чьей-нибудь другой свадьбы ждать. Или похорон, дурак ты опять…
Услышав такие сепаратные переговоры, Пилеменос выпил стакан водки. Долорес с Мойшей многозначительно переглянулись. Чикита тенью заметалась между неподвижным Костасом и пошатнувшимся к ней Большим оленем. Айша и Рони беззвучно плакали. Джони по очереди утирал слезы им и себе.
Весь вечер никто из находящихся выше подвала не обмолвился и словом. А ночью всем поисковикам как одному приснился затяжной полнометражный групповой сон.
На центральной площади города с помощью подъемных кранов и общественности был установлен величественный памятник Костасу Пилеменосу. В его основании на опаловой плите лучшие ювелирные мастера родины высекли нерадивых подмастерьев и слова «Погибшему при исполнении любовных обязанностей от восхищенного народа».
В почтенном карауле склонили свои бесшабашные головы Чикита и Большой олень. К памятнику с венками в руках строевым шагом продвигались Бобби и Чарли. Кристи и Молли несли на красных подушечках строительное квалификационное удостоверение Костаса, а также золотой микрофон с гравировкой «Угадай обезьяну».
Нескончаемым потоком лил слезы безутешный старик Пилеменос. Ему протягивали надушенные платочки девушки из группы поддержки.
Гнудсон обращался к толпе, пришедшей в лучшее телевизионное время отдать свой последний долг Пилю. Беспардонно и во весь голос инспектор заявил для протокола:
— Знаете, каким он нестандартным был…Его сменил Мойша:
— Как он телебизнес свой любил…Его сменила Долорес:
— Помните его великим сыном…Ее сменила Чикита:
— Братом, женихом и трах-махиной,Ее сменил Джони:
— ПочитайтеЕго сменила Рони:
— Непременно тело ваше в дело…Ее сменила Айша:
— Имя твое всем известно. Подвиг твой будет вписан навеки…Ее сменила ученица дошкольных классов:
— «Я не встречалась с ним ночами, Я не его была рабой, Но вот я здесь и со свечами, С седой и скорбной головой…»— Аллилуйя, аллилуйя, — затянули обкурившиеся между делом Бобби и Чарли. Подвыпившие же Кристи и Молли в церемониальном экстазе прижались своими жгучими сердечками к холодному серому камню.
И памятник под внешним горячительным воздействием вдруг ожил. Костас стряхнул с себя каменную мишуру, сделал шаг и воздел трепещущие руки к трепещущим же небесам:
— Любви все мертвецы покорны…22. «Отчет Гнудсона»
По утру все проснулись с тяжелой, как после дешевого портвейна, головой. Каждый по очереди подошел взглянуть на Пиля, прикованного катетерами к каталке. Кое-кто даже попытался прижаться к нему сквозь гипс и бинты своим горячим сердцем, приговаривая:
— Ну, вставай же, Костас…
— Да не могу я…, — отмахивался тот здоровой рукой. — С ума, что ли, вы тут все посходили…
Выяснить это наверняка ему не удалось, так как ракетой класса «земля-воздух-земля» в дом влетел спозаранку вылетевший Гнудсон:
— Эврика, нашел…
Все тут же ломанулись к нему, затрясли его как грушу:
— Не томи. Ну, где же она похоронена?
Услышав это, подруливший на каталке Костас тут же потерял сознание и две витаминки. Они выпали из его разжавшейся ладони.
— О чем вы?… — расширил зрачки полицейский, — Я нашел не Катю, но нечто другое, также достойно важное. Слушайте.
— Подожди, — остановила его Чикита и влепила пощечину Костасу, — очнись, ну очнись же…
Костас, ощутив прикосновение нежных пальцев, открыл глаза и даже несколько смущенно порозовел:
— Извините, это я от переизбытка чувств и недостатка калия в организме… О, Гнудсон, рассказывайте же, вещайте…
Инспектор жестом попросил тишины и поднял над головой папку с надписью «Совершенно конфиденциально»:
— Однажды по своему служебному соответствию мне уже приходилось интересоваться прошлым Кати Андреевой. Тогда, кроме основных формальных сведений, мне ничего не нужно было. Теперь же я изучил абсолютно все оперативные разработки. И вот сегодня имею самую полную картину. Слушайте.