Любовь-целительница

Келли Джослин

– Пошли!

Чайна сбежала вниз по ближайшей лестнице. Ей показалось, что она ощутила холод в коридоре, но она не стала останавливаться, чтобы исследовать это. Она распахнула дверь в комнату Александра, которая с грохотом стукнулась о стену.

Он повернулся, половина его лица была в мыле. Стерев его, он бросился к ней.

– Что ты увидела? – спросил он, прижимая ее к себе.

– Я не знаю. Возможно, это была всего лишь тень, но… – Она прижалась лицом к его плечу. – Я должна была удостовериться, что

ты цел и невредим. Не думай, что я сошла с ума.

– Я знаю, что ты не сошла с ума. – Голос его сделался напряженным. – Я знаю, что такое сумасшествие.

Отстранившись, она осталась в его объятиях.

– Ты как-то говорил о твоем отце и о безумии, и потом этот вечер, который устроила леди Виола, сквайр Хейвуд…

Александр вернулся к тому месту, где он оставил бритвенные принадлежности. Снова намылив лицо, он посмотрел в зеркало. Затем взял бритву, и Чайна подумала, что он не порежется, хотя мышцы его спины были напряжены.

– Ты расскажешь мне правду? – попросила она, садясь на стул рядом с ним.

– Правда заключается в том, что мой отец был безумным, так же как и его отец. Я слышал, что безумие нисходит на каждого, кто получает титул лорда Брэддока. Это происходит с того времени, когда Генрих II удостоил титула первого барона. Длительное сумасшествие моего деда вынудило моего отца и мать уехать из семейного поместья, потому что они боялись за своего неродившегося сына.

– За тебя.

– Да. Он надеялся, что если покинет гнездо Брэддоков, инфекция безумия не поразит нас, но было уже слишком поздно. Они остановились в доме друга в Коммондейле, к северу отсюда. Они пробыли там всего две недели, и безумие отца стало давать себя знать.

– Каким образом? – спросила Чайна, испытывая желание, чтобы он обнял ее, но в то же время воспротивилась этому, когда он поднес бритву к щеке.

Он опустил бритву в миску с водой и смыл мыло с лица.

– Я не знал правду в течение многих лет. Мои родители скрывали ее от меня. Я был ребенком всего лет шести или семи, за мной ухаживали в доме, когда мы жили в Лондоне. Я только в одном отличался от своих товарищей. Каждый месяц во время полнолуния меня отправляли с тетей моей матери на другую сторону площади. Я никогда не спрашивал о причинах, пока не услышал от одной из горничных, которая сказала, что я выгляжу неиспорченным, но могу однажды стать таким, как мой отец.

Вытерев руки о полотенце, он затем насухо вытер лицо. После этого принялся завязывать галстук.

– Ты выяснил, что она имела в виду? – спросила Чайна, полагая, что должна выслушать всю историю от начала до конца.

– Да. – Он отпустил уже наполовину завязанный галстук. – В ту же ночь я прокрался в дом моих родителей. Я увидел правду. Мой отец, который редко повышал голос, бесновался, словно сумасшедший. Он говорил о каких-то видениях, которых он не мог изгнать

из головы. Их порождало полнолуние.

– Видения о чем?

– О монстрах и призраках. – Он нервно подвигал губами, затем добавил: – И о великане, который идет со стороны пустоши, чтобы поймать его и слопать.

Чайна приложила ледяные руки к своему еще более холодному лицу.

– Великан? Такой, какого мы видели?

– Может быть, такого, как он выдумал. И это может быть предзнаменованием того, что теперь моя очередь потерять разум.

– Но ты здоров!

– Разве? Я верю в призраков и проклятия.

– Я тоже в них верю.

– Что может лишь доказывать, что ты также психически нездорова. Ты убедила меня, что ураган – это работа призрака, и я зашел так далеко, что даже заговорил со вспышкой света, словно она в самом деле была призраком.

Поднявшись на ноги, она положила ладони на его гладко выбритые щеки.

– Ты не безумный, Александр. Если бы ты был безумным, то пережитое тобой на поле боя тебя не мучило бы.

Он вздохнул:

– Я хотел бы в это верить, но безумие передается от отца к сыну во всех поколениях моего рода.

– И каждый перворожденный сын гибнет в тридцатый день рождения. – Она поморгала, чтобы сдержать слезы. – Это не сумасшествие, Александр. Это проклятие, которое Квинт наложил на твою семью.

– Это одно и то же сейчас. – Он отступил на шаг от Чайны. – Чайна, ты должна уйти. Если я сойду с ума, как мой отец, ты можешь пострадать.

– Ты в самом деле думаешь, что я оставлю тебя до того, как пробьет полночь?

– Я думаю, что ты должна это сделать. – Он вздохнул и улыбнулся. – Но ты останешься здесь вплоть до горестного конца, не так ли?

– Никакого горестного конца не будет. – Она опустила руку ему на плечо. – Он должен быть радостным. – Подняв другую руку, она прижала ее к его плечу, позаботившись о том, чтобы не причинить боль поврежденным ребрам. – Я хочу остаться рядом с тобой, лорд Брэддок.

Он обнял ее за талию и легонько поцеловал в губы. Она почувствовала неутолимое желание. Она выпуталась из его объятий, подошла к двери и заперла ее, затем вернулась на прежнее место, где он поджидал ее с улыбкой.

– Ты удовлетворена? – спросил он, выпрямляясь после того, как снял башмаки.

Она откинула ему волосы со лба.

– Пока что нет, но думаю, что скоро буду.

Он подсунул руки ей под колени и поднял, прижимая к груди. Укладывая ее на кровать, он сказал:

– Я очень постараюсь.

– Я знаю.

– Скажи мне, чего ты хочешь, – зашептал он, наклоняясь над ней.

– Хочу, чтобы ты любил меня.

Он заключил лицо Чайны в широкие ладони и стал целовать его – медленно, с улыбкой и явным удовольствием. Он исследовал ее губы, словно никогда раньше не знал их вкуса.