Любовь дикая и прекрасная
Шрифт:
Граф же брился гладко, демонстрируя элегантную линию подбородка, и от него исходил чистый мужской запах, который свидетельствовал о привычке часто мыться. Высокий и хорошо сложенный, Гленкерк превосходил остальных мужчин на несколько дюймов, имел хорошую кожу и темные волнистые волосы. А его зелено-золотистые глаза просто завораживали.
Наконец, Гленкерк был образован. Королева Елизавета терпеть не могла невежества. К тому же граф не угодничал, как все другие. Этот горец никогда не согласится стать одним из фаворитов, но его почтительная холодность покоряла ее.
Королева
Но тогда он был просто лорд Патрик, а теперь вернулся в полном звании графа. Старый знакомый опустился на колени и взял руку, которую она изящно ему протянула.
Но зелено-золотистые глаза, в глубине которых поблескивали веселые искорки, не отрывались от ее лица.
– Ваше величество, – прошептал граф и поднялся.
Елизавета порадовалась, что сидела на возвышении, но и тогда их глаза оказались почти на одном уровне. Это получилось явно не в пользу королевы, которая предпочитала разглядывать обожателей с высоты своего великолепия. Ее янтарные глаза сузились, и она заговорила:
– Итак, шотландский плут, ты наконец-то вернулся.
– Да, ваше величество.
– А какими скверными делами ты занимался вдали от нас? – спросила Елизавета лукаво.
– Женился и стал отцом сына, мадам.
Несколько придворных из более молодых захихикали, посчитав, что граф себя погубил.
– А сколько времени ты уже женат, милорд?
– Два года, ваше величество.
– А сколько лет твоему сыну?
– Два года, ваше величество.
Глаза Елизаветы широко раскрылись, а уголки губ задергались.
– О Боже, Гленкерк! Не говори мне, что тебя поймал возмущенный отец!
– Нет, мадам. Нас с женой обручили еще в те годы, когда она была ребенком.
«Здесь таится какая-то занятная история, – подумала Елизавета, – но не стоит доверять ее ушам придворных сплетников. Пусть они теряются в догадках».
– Пойдем, Гленкерк, я хочу послушать об этом наедине.
Оставив двор, королева, идя впереди графа, вошла в небольшую приемную.
– Без церемоний, граф! Садись.
Елизавета села и налила два стакана вина.
– А теперь, Гленкерк, – продолжала она, подавая напиток, – объяснись.
– Когда нас обручили, Кат было четыре года, а мне тринадцать. Так прошло одиннадцать лет.
– Кат? – удивленно переспросила королева. Патрик улыбнулся.
– Катриона, ваше величество, это по-гаэльски Катерина.
– Так, – нетерпеливо произнесла Елизавета. – Но почему же получилось, что твоему браку два года и твоему сыну столько же?
– Произошло недоразумение, и она убежала за три дня до свадьбы.
Глаза королевы озорно сверкнули.
– Ты получил упрямую девицу, а, милорд?
– Да, мадам, именно. И я почти целый год не мог ее нигде разыскать.
– Надо уж было постараться разыскать ее как-нибудь пораньше, Гленкерк, раз она понесла твоего ребенка.
Патрик засмеялся.
– Сначала она пряталась у преданных слуг, ушедших на покой, а затем в горах, в небольшом особняке, который принадлежал
Королева прервала его:
– Уверена, ты совершил какую-нибудь огромную глупость.
– Да, – признался граф, – и она снова убежала. В Эдинбург, где мой брат с женой как раз собирались во Францию.
Она сумела заговорить зубы Фионе, и та позволила ей остаться в их доме без ведома Адама. Фиона рассчитывала, что Кат быстро одумается и вернется ко мне. Но на Новый год она обнаружила, что та все еще прячется в Эдинбурге, а до рождения малыша оставалось всего около двух месяцев. И тогда жена брата написала мне. Мы с дядюшкой сразу же ринулись в Эдинбург. Мы с Кат выяснили отношения, помирились, и дядюшка, состоящий аббатом гленкеркского аббатства, нас повенчал.
– Держу пари, Гленкерк, что тебе пришлось нелегко, – усмехнулась королева.
– Нелегко, – согласился он.
– А когда родился твой сын?
– Примерно через час после брачного обряда.
Елизавета, во время разговора потягивавшая вино, принялась громко хохотать и хохотала до тех пор, пока из глаз у нее не брызнули слезы. От смеха у королевы перехватило дыхание, она поперхнулась вином и закашлялась. Не долго думая, Гленкерк встал, нагнулся и похлопал ее по спине.
Когда королева наконец отдышалась, то сказала:
– Надеюсь, милорд, ты привез свою дикую девицу, ибо я желаю с ней познакомиться.
– Привез, ваше величество, и также привез мою мать, леди Маргарет Стюарт Лесли. Надеюсь, вы примете их обеих.
– Приму, Гленкерк. Приводи когда захочешь. Но скажи, красива ли твоя жена?
– Да, мадам, красива.
– Столь же красива, как и я? – скромно спросила королева.
– Едва ли можно сравнивать красоту ребенка с красотой зрелой женщины, ваше величество.
Елизавета, довольная, заулыбалась.
– Боже, Гленкерк! Думаю, у тебя не все потеряно. Это первый настоящий комплимент, что я слышу из твоих уст при моем дворе.
Два дня спустя Патрик привез свою жену ко двору. Когда Катриона направилась в сторону королевы, то дамы помоложе злорадно отмечали, сколь скромно и непритязательно выглядело ее платье, а дамы постарше и поопытнее завидовали прозорливости графини.
Королева Елизавета стояла в платье из ярко-красного бархата, обвешанном лентами и драгоценностями, сверкавшими под огромным золотистым кружевным рюшем. А графиня Гленкерк надела черное бархатное платье со многими юбками. Широкие рукава были отделаны кружевами, и разрезы на них открывали белый шелк, усыпанный вышитыми золотыми звездами. Глубокое декольте обрамлялось высоким кружевным воротником, сильно накрахмаленным и прозрачным. На шее сверкали три длинные нити великолепных бледно-розовых жемчужин. И только одно-единственное кольцо украшало руку графини Гленкерк – крупный рубин в форме сердца. Незавитые волосы прекрасной дебютантки разделялись посередине пробором и, стянутые над ушами, сходились в узел на затылке, где их венчал кружевной чепец. В изящных ушах блестели две крупные розовые жемчужины.