Любовь до белого каления
Шрифт:
– Это ты, Сеня, дурак, – с жалостью оповестила его Новгородская. – Надо было ребенку кашу сварить.
– Я в детстве кашу не любил.
– Но ел?
– Ел. Мама заставляла.
– Вот поэтому ты и вырос такой большой, – назидательно пояснила Ирка. Семен ее побаивался, поэтому пререкаться не стал, хотя и мог бы сказать, что сначала надо родить и воспитать своих детей, а потом уже поучать чужих родителей.
– Я пойду, ладно? – заискивающе улыбнулся Крыжовников. – Мне на работу надо.
– Памперс Мане менял?
– Я их
– Слушай, иди отсюда, папаша, – фыркнула Ирина. – Прокладки ей еще рано. Из шкафов-то зачем все повыкидывали?
– Так было проще искать. И мы не выкидывали, а выкладывали. Это Маня потом все развалила.
– Ладно. До свидания. Деньги на лекарства оставь. И чтоб в семь был дома.
– Я так рано не могу.
– А я могу только до семи. У меня свидание.
– У тебя? – изумился Сеня.
– Будешь хамить, вообще сейчас уйду, – насупилась Новгородская и взяла Крыжовникова за галстук.
– Не мни. Я извиняюсь. Все, меня уже нет. В семь буду.
– Скатертью дорога.
Глава 8
– Ирка, это ужас. Я сейчас умру. Нет, даже не так. Я вчера уже умерла. – Света сидела за кухонным столом, слегка покачиваясь и глядя в одну точку.
– Покойники не пьют кофе, – рассудительно заметила Новгородская.
– А я не пью, я глотаю. Ир, как мне теперь жить? Мой муж – голубой! Я все, что угодно, могла ожидать, но такое!
– Ничего страшного. Зато у него не баба.
– Елки-палки! Да лучше бы баба! Это хотя бы нормально, но Юра! Ирк, а как думаешь, кто у них… ну… главный?
– Они равноправные партнеры, – вдруг заржала Новгородская и тут же поперхнулась, виновато отведя глаза. – Не знаю. Какая разница-то?
– Да, наверное, никакой. Это же надо, муж голубой, а у нас – двое детей. Как это получилось?
– Тебе виднее, как получилось, – сухо отрезала Ира. – У меня вот ни мужа, ни детей. Первое хорошо, второе, – наоборот, плохо. Я, кстати, сегодня с одним парнем встречаюсь, так что в семь я от тебя отчаливаю.
– С парнем? – округлила глаза Света.
– Это у вас семейное – хорошего человека оскорблять? – взвилась подруга. – Да, с парнем. У меня ориентация такая, как и у твоего супружника. Я встречаюсь с мужиками. Правда, редко, и они норовят сбежать, но тем не менее иногда остаются на ночь! На переговоры.
– Издеваешься? Я тебе ничего плохого не сделала. У меня горе, между прочим.
– А у меня даже горя нет! У меня вообще ничего нет. А очень хочется. Все познается в сравнении. Тебе вон теперь тоже хочется, чтобы у Крыжовникова была баба, а не… не Юра.
– Не хочется, но пусть уж лучше так. Тань, можно я пока у тебя поживу?
– Конечно. Особенно учитывая мое сегодняшнее свидание, которое я планирую затянуть до утра, если кавалера не сдунет в первые же полчаса. Так что для полного счастья в моей однушке не
– Ты мне друг?
– Друг. Но у тебя еще есть тетя. И вообще не пытайся решить свои проблемы за чужой счет. Втяни в это дело лучше тетю Веру.
– Уж лучше никого не втягивать. Она мне всю плешь проест.
– Тогда не втягивай никого, – согласилась Ирка. – Разведись, разменяй апартаменты и начни новую жизнь.
– Это долго.
– Быстро только у кроликов, а у людей – долго. Деньги дома есть?
– Есть какие-то.
– Могу себе представить ваши «какие-то». Сумму обрисуй.
– Откуда я знаю, сейчас пересчитаю. Все нужны?
– Посмотрим, тащи сюда. Я хоть на нормальные деньги погляжу.
Когда Света принесла из сейфа коробку с деньгами, Новгородская протяжно свистнула и откашлялась:
– Тогда так. Есть два варианта. Первый, не корчить из себя мать Терезу и взять все. Тогда все проблемы на ближайшие полгода при условии жесткой экономии будут решены: снимаешь квартиру, берешь няньку в агентстве, а сама ищешь работу и другого мужика. Или остаться гордой и справедливой. Тогда взять половину, переехать к тете Вере с детьми, опять же взять няньку, и далее смотри пункт первый.
Света предпочла второй вариант, хотя Новгородская презрительно фыркала, намекала, что мужиков надо учить, и запугивала перспективами голодного и холодного существования. В результате вечером, когда Крыжовников принесся с работы, в квартире было пусто и тихо, а на столе лежало письмо:
«Я все знаю. Забрала половину того, что нашла в сейфе. Подай на развод сам. Прощай».
Семен потер лоб, зачем-то пошлепал себя по щекам, потом прошелся по темной квартире и зажег везде свет. Непривычная тишина давила на уши, и он включил телевизор. Сделав пару кругов по опустевшим апартаментам, Сеня заглянул в холодильник, откуда предусмотрительная Новгородская выгребла все, чтобы Семену было проще осознать свое нынешнее положение. Она даже изъяла соль, сахар, кофе и хлеб, пока Света бестолково забивала одежду в тюки.
Свобода. Вот она какая. Одинокая, наполненная равнодушным бормотанием телевизора и голодным урчанием в животе. Никакой эйфории, только вязкое ощущение неправильности происходящего. Словно несешься с горы прямо на торчащий из снега пень, а свернуть уже нельзя. Ладно, многие разводятся, ничего страшного, это как зуб больной удалить… На самом деле у Семена было такое чувство, что удалили не зуб, а что-то большое и важное, после чего осталась болезненная пустота, вакуум, который требовал заполнения, всасывая все мысли и не давая насладиться новыми ощущениями. Собственно, и ощущения были так себе – неважнецкие. Кто-то из знакомых говорил, что жена не нога, одну оторвешь – новая вырастет. Так вот сейчас Крыжовников отчаянно трусил и сомневался, что народная мудрость имеет право на существование. Надо было немедленно проверить.