Любовь, ферма и коза в придачу
Шрифт:
— Аккуратнее там! А то тушей своей завалишь мне кровать, она и так из последних сил держится! — крикнула старуха при моей попытке присесть на кровать. Видать, первый шок прошел, и к бабке возвращалось обычное состояние старой склочницы.
Я пожала плечами и аккуратно уселась на заскрипевшую мебель. Та и правда могла рассыпаться в любой момент.
— Сколько лет тебе-то, чужая душа?
Спросила старуха, немного подумав.
— Пятьдесят восемь исполнилось недавно, — смысла скрывать возраст не было.
— Почти ровесницы, значит, —
— Что зыркаешь так удивленно, — грубо гаркнула старуха, — в нашем мире без магии долго не живут, да и бедность ест не хуже любой болезни.
Что правда, то правда. Это я понимала, это было мне близко. Всю жизнь тянула на себе семью, убегая от нищеты, но мой алкаш Игорь так и не дал мне увидеть свет в окошке. До самой смерти мотал из меня нервы, деньги и кровь. Каждый раз после очередной белочки и синяка под глазом обещала себе, что вот теперь разведусь, но потом запал утихал, приходил закономерный вопрос "а как же дети? а как же я без мужика-то?", и ноги мои до загса так и не доходили.
А потом стало поздно. Печень благоверного не выдержала, добавилось воспаление легких, которое этот алкаш подхватил, валяясь в очередной луже, и очень быстро я превратилась во вдову, вместо предполагаемой разведенки. Так и не увидев нормальной жизни, между прочим. Дети мне, кстати, не простили, что я не бросила Игорька. Им он тоже хорошо жизнь попортил, пока были в родительском гнезде. Вот сейчас созванивались с ними: "Как дела мам? Все хорошо?", а в голосе холодок сквозит.
Больно, но что поделаешь. Вернуть бы свою молодость, да жизнь, только…
Только вот она вернулась, да что-то тоже не такая, как в сказке, эта молодость. В пузо толкнулись, давая понять, что житель или жительница проснулись. Ох, я и забыла, что такое беременность. Моему старшему Валерке уже тридцать девять лет! А тут такое чудо-чудное и диво-дивное.
— Откуда будешь, чужая?
Продолжила допытываться меня бабка. Хотя какая она мне бабка? Сама сказала, что ровесница.
— Ну, во-первых, меня Лидией зовут! — отрезала я старухе, сразу же ставя ее на место. — А во-вторых, с Земли я.
— Откуда? Не слышала я места такого.
— А как ваши места называются?
— Ну, знамо как, — пожала плечами женщина, — ферма наша в графских землях стоит. Графья-то Бречинские будут. Вот их сынок, молодой графёнок, племяшку мою, дуру несусветную, попользовал, да ко мне привез. С наказом принять! Вот она бесстыжая и понесла ублюдка графского!
Сплюнула на грязный пол бабка. Я недобро зыркнула на нее из-под бровей. Ведьма она, как есть, ведьма! Родная племянница все же, а такое отношение.
— А лет племяннице сколько?
— Да семнадцать уже исполнилось. Самый сок девка была! Да толку от того. Лучше б сгинула с родителями, чем вот так…
Эта фраза заставила меня насторожиться:
— А с родителями что?
— Брат мой, дурак горемычный, служил в графском поместье помощником
— Но-но, мамаша, — остановила я разошедшуюся тетку, — у ребенка горе, родителей убили, сама чуть не погибла, да еще и неизвестно с этим дитём, может снасильничал графский сынок, а Вы, вместо того, чтобы помочь сироте, гнобите на чем свет стоит.
— Я! — каркнула старая ведьма. — Да я тебя… Вон пошла отсюда приблудная!! Мало мне Мирки было, так теперь еще и ты мне тут командуешь. Мой дом, моя ферма, что хочу, то и делаю. Я здесь хозяйка!
— Да уж вижу, — сказала я, тяжело поднимаясь с кровати, — захозяйничались так, что ничего скоро не останется!
— А ты сама попробуй, сама… Коли помощи нет ни капельки! Муж мой помер лет двадцать назад, да еще и девку мне на шею повесили. С отродьем!
— Может и попробую! Но только не сегодня!
Сил маловато, да и осмотреться не мешало бы, пенаты новые оценить и поесть чего-нибудь.
— А где у вас тут кормятся, мамаша? — спросила старуху.
Тетка несчастной Миры аж всплеснула руками от моей наглости.
— Ах ты крохоборка, кормить тебя я не буду! Ты мне никто, ясно! Так что не обязана!
Таак, бунт на корабле, значит? Такое пресекать лучше сразу же, а то потом кататься на шее будет и ножками погонять. Я грозно сдвинула брови и подошла к бабке, стараясь нависать над ней как можно более мрачно.
— Значит, слушай сюда, мамаша, — тон я сделала немного рычащим, как у Толика Магнитолы. Был у нас в 90-е на рынке такой бандит, ныне покойный, здоровенный бритоголовый бугай. Ему даже бить никого не приходилось, только подходил и своим мрачным тоном как рявкнет, и все сразу отдаешь — Толику деньги, Богу душу. Так вот о материальных ценностях…
— Я здесь теперь живу вместо твоей племянницы, и посмей только пикнуть обратное, так я скажу, что тетка моя от старости совсем поехала, и сдам тебя в богадельню, поняла?
Не была уверена, что у них есть богадельни, но похоже, попала в точку и с тоном, и с угрозами. Бабка все еще недобро зыркала, но стушевались после моего впечатляющего выступления.
— Чего сразу кричать-то? — бабка отодвинулась от меня подальше. — Не глухая. Всегда ж можно договориться по-хорошему.
— А это я тебе, мамаша, по-хорошему и предлагаю. В противном случае, тебя бы просто не нашли, — решила закрепить успех все по той же методике Магнитолы. Только он не всегда использовал слова — иногда сразу переходил к действиям.