Любовь Химеры 2

Истомина Елена

Олег Аверин.

— В последний раз я прошу тебя, Ант, откажись от задуманного, ибо не ведаешь ты, что творишь, сами погибнете в первую очередь и разрушите большую часть Тартарии. Твой народ велик и прекрасен, ни к чему нам вражда, брат, одумайся.

— Не брат ты мне, сварожич, сын Перунов! Не брат! — усмехнулся я злобно. — Ой, не брат!

— Как знаешь, Ант, как знаешь!

Тарх развернулся и пошел прочь, а я отвернулся к окну, смотря на свой прекрасный цветущий мир с ярко-голубым небом и ласковым солнышком.

Под окном радостно кричали дети, играя в футбол, гуляли прекрасные девушки. Одна из них, черноволосая красавица, увидел меня, послала мне воздушный поцелуй. Я улыбнулся и послал ей тоже. Она была беременна, в ней рос мой сын, и вот-вот должен был появиться на свет.

— Я брошу к ногам твоим весь мир, любимая, наш сын будет править миром. Всем миром, вот увидишь! — прошептал я ей перед сном, укрывая одеялом и целуя в лоб.

— Мне страшно, Ант! Одумайся, пока не поздно. Зачем нам их Тартария? Наш остров процветает, велик и прекрасен, твой народ любит тебя! Мы в достатке, не голодаем. Зачем нам чужие земли? Не слушай жрецов, таким, как Градомир, сколько и чего ни дай, не нажрутся никогда.

— Довольно сварожичам нос задирать, у них и так полнеба в услужении. А Мидгард будет наш, он станет великой Антланией, малой сестрой той, что в чертогах отца моего.

И вдруг все сотряслось от мощного удара, последовала ярчайшая вспышка.

Я вздрогнуть не успел, как прошел еще один. И еще один, совсем рядом. Взрывной волной выбило окна, в комнату ворвалась волна огня.

— Что это, Ант?! — в ужасе вскричала Прия.

— Бежим!

Я завернул девушку в одеяло и подхватил на руки, земля сотрясалась у нас под ногами, в окна в коридоре я видел, что заряды откололи несколько частей от острова, а другие заряды, падающие в воду, провоцируют мощные волны, топящие отколовшиеся куски острова. Та часть, где находился флот с новейшим оружием и пирамиды с зарядами дальнего поражения, была уже затоплена, а с неба все падали заряды, раскалывая прекрасный остров на куски.

— Будьте вы прокляты, правители Сварги небесной, — прорычал я, и это были последние мои слова, нас накрыло очередным зарядом.

Я вынырнул из воспоминаний, как из ада наяву, сердце бешено колотилось, из глаз сами собой катились слезы, я был весь в холодном поту.

— Господи боже мой, что же я наделал! Что же натворил-то!

Я встал на колени и поднял глаза к небу, меня трясло.

— Господи! Прости мою душу грешную! Прости меня, Боже праведный!

Я рыдал, не в силах остановится. На моих руках — смерть целого народа. Женщин, детей невинных, а все из-за гордыни, тщеславия да высокомерия! Боже, как глупо-то! Как низко, как стыдно! Как больно!

Я катался по песку, воя и крича, как обезумевший от боли раненый зверь. Им я сейчас и был. Боль была невыносимой, с этим невозможно жить. Это невозможно простить.

Я встал и пошел в море, пусть заберет оно и мою душу, нет у меня права жить. Нет.

— Не потопит море своего императора! — услышал я тихий, спокойный голос позади себя.

— Тогда ты убей, сделай милость.

— Если выжил, значит, должен жить и дальше.

— Это невыносимо! Это невозможно! Я не могу!

— Я же могу. Я же живу. Поверь мне, не было у нас иного выхода. И из моих глаз так же катились тогда слезы. Но иногда во спасение великого приходится жертвовать многим. Как пришлось пожертвовать Даарией, Гипербореей, как вы ее теперь

зовете. Но не было иного выхода, как уничтожить луну Лелю со всем флотом серых, готовым уже к бою, а Даария, на свое несчастье, тогда находилась прямо под ней. Но ничего, жива свята Раса до сих пор зато, и дети наши живут на ней, радуясь теплому солнышку, и внуки с правнуками, даст Бог, жить будут. Ты не плачь о былом, но храни, что осталось. Ты понял свои ошибки, ты искупил свой грех перед своим народом.

— Как?

— Спас его только что. Фактически умер за них. Это ли не искупление? 25 миллионов погибло, но 30 тех, что были не согласны с политикой жрецов, ушли в подводный град и в Аюдаг. О том, что ты был заодно со жрецами в то время, они не знают и не узнают, сейчас это уже в целом неважно. Они верны и преданы тебе. И примут.

— Спасибо!

Я почувствовал, что камень с души таки упал.

— Во Славу Рода нашего.

— Где Дора?

— Люцифер уволок. В смысле, спас. Щас вернет, не бойся.

— Это он хотел погубить антов?

— У антов реальная мощь технократическая имеется, и ему не на руку, если они встанут за Мидгард.

Глава 44

Я открыла глаза: лежу на диване, рядом сидит Люцифер. Смотрит сурово и с тревогой.

— Как ты? — спрашивает он.

— Нормально, — отвечаю, прислушавшись к себе, — слабость только пить хочется очень.

— Какого черта ты туда полезла?! — возмутился дьявол.

— Это был мой долг. А вот ты какого черта делаешь! Ты по договору — помощь Мидгарду обещал, а не убивать тех, кто помочь может.

— Да ты что, котик, не я это! Наги, наверно, отомстить за жрецов своих решили.

Пой, птичка, пой, три чешуйки на правом запястье горят огнем выдавая ложь.

— Выпьешь чего-нибудь? — улыбается Люцифер.

— Воду с лимоном.

— Одну минутку, моя леди.

Хозяин вышел в кухню, а я быстро подскочила, начертила на стекле окна руну его жены Марены, чуть поодаль — руну Девены и быстро села на диван.

— Лимона не было, выжал лайм, пойдет?

— Пойдет.

Я, улыбаясь, взяла стакан. Люций открыл принесенною коробку конфет, взял одну и поднес к моим губам.

— С мармеладом, ты ведь любишь такие?

— Очень, — улыбнулась я, слегка вгрызаясь в конфету.

Он сделал то же со своего края, и наши губы встретились. Мужчина набросился на меня, как голодный лев на несчастную газель, подмял под себя, начал целовать шею, оставляя засосы, кусать чуть не до крови плечи.

— Эй, по тише, я не из камня, — я слегка оттолкнула его от себя.

— Прости, ты так пахнешь, я голову теряю, — прорычал он, пытаясь расстегнуть мое платье.

Я, упрямясь, не переворачивалась на живот, и он, рассвирепев, дернул его на мне у воротника, порвав одним движением на 2 части.

— Эй, оно мне нравилось, — засмеялась я.

— После 10 новых получишь, — чернобог уже прильнул к моей полуобнаженной груди и довольно больно укусил за сосок.

Я кинула вызов обеим богиням, как хранителям, проигнорировать мой зов они права не имели.

— Мне больно! — взвизгнула я.

Когда он в поцелуе до крови укусил нижнюю губу, я от души царапнула жениха по лицу у самого глаза. Тот взвыл от боли, закрывая лицо руками, я оттолкнула его, пытаясь встать, и тут же в разных сторонах комнаты появились призванные мной хранительницы. Поняв, где оказались и что видят, обе разинули рты.