Любовь холоднее смерти
Шрифт:
– Что же вы не живете в общежитии? – спросил участковый, возвращая паспорт.
Лида объяснила, что мужа туда уже не пускают, вот и приходится все время… Она чуть не ляпнула «снимать комнаты», но вовремя остановилась. Видимо, на эту оговорку и рассчитывали, потому что участковый остался недоволен ответом.
– Ладно, что у вас вышло с мужем?
– Да ровным счетом ничего. Просто брат моей подруги, с которым я когда-то познакомилась, сказал ему, что…
Тот устало махнул рукой:
– Ладно, завтра придете и напишете заявление по всей форме. С именами, адресами и телефонами. И захватите все фотографии мужа, какие
Поднимаясь, он пробурчал себе под нос что-то о людях, зарегистрированных в другом отделении, которыми приходится заниматься в этом… Вера Сергеевна тоже встала и пошла за ним в прихожую:
– И это все?
– А чего вы хотели бы? Вот поступит заявление, тогда и будем заниматься. Может, у вашего мужа амнезия, лежит в больнице и ничего не помнит. Документы у него при себе были?
Получив утвердительный ответ, участковый на прощание заявил, что документы пропавший мог и потерять. Или был обокраден. Когда за ним закрылась дверь, Лида совсем сникла:
– Ну вот, и весь результат. Пока…
– А ты попробуй поискать сама, – предложила та. – Где этот дурацкий ночной клуб расположен? Возьми справочник и звони по телефонам ближайших больниц и травмопунктов. Может, он куда-то попал? Сама посуди, если он без сознания, то как они могут знать, кого известить? Прописка-то у него не московская.
Лида бросилась к телефону. Она звонила по разным номерам почти полтора часа, ждала, объяснялась, просила и снова ждала… Но ее усилия никаких результатов не дали. Те немногие ответы, которые удалось получить, звучали однотипно – мужчина по фамилии Свирский в эти больницы не поступал.
– Хватит! – Вера Сергеевна силой отняла у нее трубку. – Я вижу, что ты сейчас разревешься.
– Ничего не получается! – Лида была в отчаянии. – Они, по-моему, просто не хотят ничего выяснять. Может, он и там, но они не желают терять со мной время!
– Успокойся. Когда тем же самым займется милиция, они будут терять время как миленькие. Завтра перед занятиями сходишь и напишешь заявление. Это недалеко, я тебе расскажу где. А сейчас приляг. – Она с сомнением оглядела бледное лицо девушки, ее погасшие глаза и вздохнула: – Я бы предложила тебе один способ расслабиться… Но лучше не буду.
– Да, – Лида качнула головой. – Лучше уж не надо.
Потом она долго лежала в постели с книгой, пыталась читать конспекты, но ее мысли то и дело сворачивали в сторону. О чем бы она ни думала – все равно на заднем плане мелькало лицо Алеши. «Знать бы хоть чуточку больше, можно было бы догадаться, что случилось. Откуда я могу знать, правду говорил Сергей или врал? Мог и соврать. Конечно, мог. Особенно сейчас, когда запахло жареным. Завтра мне придется его заложить. Ну и пусть! Если он ни в чем не виноват, то оправдается».
Вера Сергеевна не только рассказала Лиде, как пройти в отделение милиции, – на другой день она самолично проводила ее туда и дожидалась на улице, когда девушка выйдет. Стоило той появиться на пороге, как хозяйка бросилась к ней, взволнованно жестикулируя сигаретой:
– Ну?!
– Я написала заявление.
– И что они сказали?
Лида неопределенно пожала плечами, двинувшись вниз по улице. Вера Сергеевна зашагала рядом. Она была очень возбуждена, и по ее осунувшемуся лицу было понятно, что женщина провела беспокойную ночь. Сама Лида, как ни странно, спала младенческим сном – без
– Что они могли сказать? – грустно заговорила Лида. – Сперва долго выясняли, почему мы жили у вас, почему не зарегистрированы по этому адресу, как да что…
– Старая песня! – презрительно отмахнулась та. – Ты отвечала, как я велела?
– Конечно. Сказала, что я дочь вашей старой институтской подруги, они покрутили носом и отвязались. А потом спрашивали про Алешу. Про мои с ним отношения, про его друзей и так далее. И я все рассказала, но мне кажется… – Лида запнулась и неохотно прибавила: – Он не очень верят, что могут его найти. Сказали – звоните ему домой в Ростов, может, он там. Я сказала, что уже звонила, а они говорят – может, он поехал туда, но еще не доехал.
– В общем, не приняли тебя всерьез, – подвела черту Вера Сергеевна. – Дескать, милые бранятся – только тешатся!
– Вроде того.
– Но во всяком случае, ты сделала все, что могла, – решительно сказала та, прибавляя шагу. Лида уже почти бежала. – Куда ты торопишься?
– Да в институт же!
– Не задерживайся. Возвращайся пораньше!
Это прозвучало весьма по-родственному, но Лида почти не удивилась. Она и впрямь ощущала, что эта странная женщина больше ей не чужая и имеет безусловное право на то, чтобы Лида возвращалась из института вовремя.
– Только две пары! – успокоила она Веру Сергеевну. – Я приеду около пяти. Да… Вот что я хотела спросить…
Они уже подошли к станции метро – Вера Сергеевна, сама того не замечая, пошла в другую сторону от своего дома. Лида смотрела в ее испуганное, будто похудевшее за ночь лицо и никак не могла понять – почему это лицо кажется ей таким привычным, почти родным. «Надо же, как я к ней привязалась… А собственно, почему бы это? Встретились, разошлись… Если бы меня попросили припомнить всех квартирных хозяек, которые у меня были, я бы не сумела. А вот ее не забуду уже никогда».
– Вы ведь не сделаете этой глупости, пока меня не будет? – остановилась Лида.
Та вздрогнула и – девушка впервые увидела это – растерялась. Потом Вера Сергеевна умоляюще приложила руку к груди:
– Не напоминай. Не надо.
– Я за вас боюсь. – Лида еще никогда не говорила с ней с подобной прямотой. Что-то побуждало ее вести себя именно так. – Я вижу, что вы держитесь из последних сил, и хочу сказать…
Она запнулась, встретив взгляд хозяйки, и снова ей на память пришло имя знаменитой кинозвезды. Только актеры старой голливудской школы умели смотреть так красноречиво – все сказать, не проронив ни слова. Это был горький, глубокий и «знающий» взгляд – взгляд женщины, которая летит в пропасть, отмечая и оценивая каждый миг своего падения. Взгляд все еще красивой женщины, которая больше не нуждается в своей красоте. Взгляд человека, которого больше никто не любит. Лида проглотила утешения, которые просились ей на язык. Этот взгляд отвергал утешения – он требовал чего-то другого. «Успокаивать ее – все равно что протягивать голодному камень вместо хлеба, – поняла Лида. – Но чего она ждет? Это что-то у меня есть, и она это чувствует, но не может назвать. Я и сама чувствую… Но не понимаю».