Любовь и честь
Шрифт:
Вся безнадежность положения, не только моего и Беатриче, но и моих друзей, сидевших рядом, разом обрушилась на меня.
— Горлов, ты же потеряешь все, что у тебя есть.
— Мне нечего терять. Ешь. У меня есть план действий.
* * *
Башни и колокольни N-ского монастыря словно вмерзли в морозное предрассветное небо. Завывающий ветер гулял по гранитным скалам и раскачивал верхушки деревьев на сплошном ковре леса, прорезанном одной-единственной дорогой, ведущей на север, к Санкт-Петербургу.
Мы вчетвером
— Если я не ошибаюсь, они не должны были усилить охрану, — сказал Горлов.
— Если ты не ошибаешься, то это будет первый раз в жизни, — по привычке огрызнулся я, и Горлов сразу заулыбался. И, несмотря на все свои тревоги и боль в избитом теле, я не мог сдержать ответной улыбки.
Мы все были одеты как казаки, в накинутые на плечи волчьи шкуры. Лошади, которых привел Горлов, до того как украсть карету палача, были те самые, на которых мы ездили во время похода на Пугачева, только хвосты и гривы были подстрижены на казацкий манер. Горлов даже раздобыл казацкие седла, и теперь мы выглядели настоящими казаками.
— Ну что, друзья, — почти лениво сказал Горлов и с лязгом вытащил саблю. — Вперед!
Мы тоже выхватили клинки и во весь опор понеслись к воротам.
* * *
Мы застали их врасплох — никто не ожидал, что казаки могут появиться в этом мрачном месте, где и поживиться-то нечем. Но солдаты здесь были гораздо расторопнее, чем в тюрьме. Их спокойная служба в монастыре была наградой за былую доблесть в боях. Они мигом схватили сабли и ружья и попытались занять удобные позиции, когда мы ворвались во двор, размахивая саблями направо и налево. Может, они и были хорошими солдатами, но зато мы были отличными кавалеристами.
Пока трое моих друзей преследовали разбежавшихся солдат, я направил лошадь к башне, где, как сказал Горлов, обычно содержали важных государственных преступников, соскочил на землю и побежал по лестнице. Я понимал, что солдаты скоро придут в себя после неожиданной атаки и моим товарищам их не сдержать, но все равно знал, что без Беатриче я отсюда не уйду, даже если мне придется обыскать весь монастырь.
Взбежав по лестнице на второй этаж, я нос к носу столкнулся с солдатом, появившимся из-за угла. Он вскинул ружье, но я рубанул его саблей, и он повалился на пол. Тем не менее солдат все-таки успел выстрелить, и хотя пуля прошла мимо, грохот под этими каменными сводами был просто оглушительным.
Беатриче услышала эхо выстрела в своей камере и отчаянно забарабанила кулачками в дверь. Я бежал по мрачным каменным коридорам и, услышав, как кто-то стучит в дверь одной из камер, живо отодвинул засов и распахнул дверь. Передо мной стояла Беатриче, но вместо радости я увидел на ее лице ужас. Она попятилась от меня.
— Беатриче! — крикнул я и, вспомнив, что одет как казак, сорвал с головы мохнатую шапку.
Глаза ее широко открылись, но у нас не было времени на объяснения. Я схватил ее за руку, и мы побежали по коридору, а потом вниз по лестнице. Вскочив на лошадь, я протянул руку Беатриче и одним движением усадил ее на спину лошади позади себя. Не теряя ни секунды,
Я чуть не выкрикнул имя своего друга, но вовремя опомнился и издал какой-то нечленораздельный крик или скорее даже вой. Оставалось надеяться, что в суматохе он сойдет за казацкое гиканье.
Мы с Беатриче первыми проскакали через ворота, за нами последовали Макфи и Ларсен. Горлов замыкал нашу маленькую кавалькаду, все в том же неподражаемом образе Волчьей Головы. Один из солдат показался из окна и тщательно прицелился ему в спину из ружья, но в это время Макфи обернулся и вскинул руку с пистолетом. Пуля попала солдату в лоб, и он, выронив ружье, исчез в черном провале окна.
Мы больше не оборачивались, а только отчаянно погоняли лошадей, чтобы побыстрее затеряться в лесах, пока наше удивительное везение не оставило нас.
39
Мартина Ивановна с Тихоном ждали нас в заброшенной лесной избушке — в чем-то вроде охотничьего домика, — куда Петр привез их на санях. Они захватили с собой еду, одежду, одеяла, но опасались разводить огонь, чтобы не привлечь к себе внимание. Поэтому когда мы приехали туда, они уже совсем замерзли.
Я сразу же решительно подошел к печи и разжег ее.
Беатриче явно забеспокоилась, но не сказала ни слова, а я шепнул ей на ухо:
— Может, это наша последняя ночь в России, с людьми, которые рисковали за нас жизнью. Так давайте проведем ее в тепле и уюте.
Петр, стоявший у дверей, видимо, понял, о чем мы говорим, и одобрительно улыбнулся. Он был готов бодрствовать и охранять нас хоть всю ночь. Зато Горлов чувствовал себя явно не в своей тарелке. Он часто подходил к окнам, выглядывал и опять садился на место, пока, наконец, не выдержал.
— Проедусь-ка я вокруг, — словно между прочим сказал он, но я слишком хорошо знал его, чтобы меня мог обмануть этот спокойный тон.
— Что-то заметил? — тихо спросил я, остановив его у дверей.
— Нет. Просто на всякий случай.
— Горлов, кому ты это рассказываешь? Что случилось?
— Н-не знаю. — Он явно был смущен. — Мне почему-то кажется, что за нами следят.
— Кто?
— Да не знаю я, — с досадой ответил он. — Просто такое чувство. Когда я уезжал из Санкт-Петербурга, то решил, что мне просто померещилось, а теперь не знаю, что и думать. Лучше все-таки лишний раз проверить, так что я проедусь вокруг, на всякий случай.
Беатриче помогала готовить ужин, и я невольно залюбовался ее грациозными движения ми. Не удержавшись, я обнял ее сзади за талию. Она на секунду замерла, но потом, ласково коснувшись моих рук, выскользнула из объятий. Только тогда я понял, как она нервничает, осознавая опасность, которой мы подвергаемся. Мартина Ивановна тоже сидела как на иголках, и, скорее всего, именно этим объяснялась ее бледность.
Горлов вернулся мрачнее тучи.
— Всадники на дороге, примерно в часе езды отсюда. Я залез на дерево и видел стаю птиц, которых они спугнули.