Любовь и фантастика (сборник)
Шрифт:
И, наклонившись, служанка полезла под кресло, и тонкая ткань юбчонки опасно натянулась на ее пышном задке.
На то и было рассчитано.
– Нашла? – глухо спросил Алонсо, и Санчо опять не мог понять, с каким выражением он смотрит на круглые Фелисины ягодицы.
– Вот, – Фелиса вынырнула наконец из-под кресла, и в руках у нее была действительно, кажется, пробка. – Вот… Пробка. От вина.
– От вина, – механически повторил Алонсо.
– Сеньор, – Фелиса продолжала стоять перед
Алонсо молчал, и девчонка, морщась, попыталась откусить от пробки кусочек. Откусила! Жует!
– Перестань, – в голосе Алонсо обозначился испуг. – Брось немедленно! Ты что!
– Сеньор, – сказала Фелиса тихо, – вам правда будет жалко, если я умру?
– Что ты мелешь, – в раздражении бросил Алонсо.
– Нет… Сеньор, не делайте такого лица! Пожалуйста… не смотрите на меня так сурово! Если я виновата, накажите меня…
Теперь она говорила так тихо, что Санчо приходилось напрягать слух, чтобы различить слова между вздохами.
– Сеньор… накажите меня, но не уходите… вот так. Вы не можете… вот так уйти, не оставив… наследника. Не бросив семени в плодородную почву… а не на камень, сеньор Алонсо! Так нельзя! Так неправильно! Должен быть новый Дон-Кихот… Должно быть ваше продолжение в мире! Что же вы за мужчина, если не оставите сына! Это несправедливо… вам не простят ваши предки!
Тишина; Санчо видел теперь только широкую мужскую спину, маленькую ручку Фелисы, лежащую на колене сеньора Алонсо, розовую щеку с упавшими на нее локонами, блестящий и острый, как у птицы, глаз…
– Сеньор Алонсо, – всхлипнула Фелиса. – Верность даме сердца – нерушимая рыцарская… Но верность Дульсинее! А не сеньоре Альдонсе! Сеньор… я люблю вас так, что ради вас готова хоть ковриком под ногами. Вы скажете – «Фелиса, съешь эту пробку» – я съем… и буду улыбаться… Руку в камин, ногу в капкан…
Ладошка на мужском колене осторожно ерзала туда-сюда, а где была вторая Фелисина рука – Санчо не видел.
Минута прошла в молчании. Санчо ждал, и по спине его струился пот; сеньоры Альдонсы не было дома, и Санчо понятия не имел, какое продолжение может иметь это мытье полов…
Тяжелая рука опустилась девчонке на затылок. Потрепала за ухо; сжалась чуть сильнее, дернула так, что Фелиса вскрикнула.
Сеньор Алонсо поднялся и вышел прочь.
Фелиса провожала его взглядом, и слушала затихающие шаги, а когда опомнилась и оглянулась – в кресле сидел уже Санчо, сидел печальный и задумчивый, как перед тем хозяин. Смотрел на портреты.
– Ай!
Санчо молчал. Хмурился. Тяжело вздыхал.
– Как вы сюда… что это вообще за наглость? Я здесь мою полы… А вы натоптали!
Санчо кротко взглянул на Фелису. Отвернулся; девчонка занервничала не на шутку:
– А
– Пробка, – загробным голосом сказал Санчо. – От вина… Ах ты девка ушлая, лисицей подшитая, а псом подбитая!
Фелиса сделалась красной, как мулета перед мордой быка. Некоторое время елозила тряпкой по полу; Санчо все сидел, и она не выдержала:
– А вам все равно никто не поверит.
Санчо многозначительно молчал.
– Ничего вы не видели. Подумаешь, пробка! Так и что?
Санчо молчал. Фелиса драила полы; наконец, отставила щетку:
– Санчо, – голос ее звучал теперь вкрадчиво, как журчание. – Санчо… А хотите шоколада? У меня есть… Хотите?
– Совесть мою купить? – осведомился Санчо.
Фелиса в сердцах швырнула шваброй об пол:
– Какую совесть! Чего вы хотите от меня! Это не ваш дом, это чужой дом… Хозяин в доме может делать что угодно, ясно вам? Что угодно и с кем угодно!
– Посоветуемся с сеньорой Альдонсой, – покивал Санчо. – Тут тебе и жаба сиськи даст…
– При чем тут… жаба… при чем тут сеньора Альдонса! Она и так все знает!
– Что – все? – удивился Санчо.
Некоторое время они смотрели друг на друга, не отрываясь.
– Вам все равно никто не поверит, – шепотом повторила Фелиса.
– Посмотрим, – с охотой отозвался Санчо.
– Санчо, чего вы от меня хотите?
– Ничего, – Санчо отвернулся.
– Ну пожалуйста, Санчо! Скажите!
Санчо снова посмотрел ей в глаза. Фелиса из последних сил сдерживала слезы.
Тогда он счел возможным усмехнуться.
Она поймала его улыбку – и робко, с надеждой, улыбнулась в ответ.
Тогда он насупился и отвернулся; она начала всхлипывать, тогда он посмотрел на нее снова – и поманил пальцем…
Она подошла.
До срока осталось пять дней.
Ужасно мало. Вечность.
– Я ходила к ним, – сказала вечером Альдонса. – Панчита опять в синяках… Я говорила с матерью.
Она замолчала – надолго.
– И что? – спросил наконец Алонсо.
– Ничего. Говорит – он пока трезвый, так работящий и добрый мужчина, а что падчерицу бьет по пьяни – значит, любит. Воспитывает.
– А она? – спросил Алонсо. – Мать?
Альдонса пожала плечами.
– Пять дней, – глухо сказал Алонсо.
– Она сказала, если ты еще раз к ним придешь – она позовет алькада…
– Хоть десяток алькадов.
– Господин мой, – не к месту вмешался Санчо, – а вы помните, что было с эти Андресом, там пареньком, которого Рыцарь Печального Образа… ну, за которого заступился? Так хозяин его еще хуже… сорвал на нем злобу. Как бы с этой Панчитой… ну, то же самое не получилось.
Тишина.