Любовь и фантастика (сборник)

Дяченко Марина и Сергей

Ему чудилось, что его окликают по имени. Шепотом.

Он оглядывался.

Нет никого. Тени.

* * *

До срока осталось три дня.

Симптомы складывались в систематическую картину, Алонсо понимал теперь совершенно ясно, что сходит с ума. Медленно, но верно.

Свершилось то, чего он боялся с детства.

«Мужайтесь», – говорил тогда старый сеньор Карраско.

Алонсо мужался. До двадцать восьмого оставалось три дня,

а он скрипел зубами и мужался; время то растягивалось неимоверно, то сжималось так, что день превращался в секунду.

Ему казалось, что за ним следят. Что его ни на миг не оставляют без внимания. Он различал за собой крадущиеся шаги, один раз он смалодушничал, позвал Фелису и велел ей обыскать дом…

Никого, разумеется, не нашли.

Ночью тени ползали по стене, в их пляске виделось мертвое лицо отца, застывшее от горя лицо матери и мутный взгляд сумасшедшего дона Кристобаля.

Сам Рыцарь Печального Образа являлся Алонсо во сне – безумный, с тянущейся по щеке липкой дорожкой слюны.

* * *

– Хватит, – хмуро сказал Санчо. – Будет, девка, пошутили – пора и честь знать. Сдается мне, ваш сеньор Алонсо шуток не понимает…

Фелиса удивилась:

– Да? А я как раз куклу сделала забавную, вроде как висельник, хотела сеньору за окошко подвесить…

– Хватит, я сказал…

– …А потом быстро снять, вроде как померещилось… был висельник – нет висельника…

– Хватит!

– Ладно… Не нужен висельник? Жаль. Скажешь хоть теперь-то, зачем тебе все это надо было?

Санчо взглянул на Фелису так, что та прикусила язык.

* * *

– Алонсо, – ночью Альдонса разбудила его, стонущего. – Алонсо… Это сон. Это всего лишь сон. Перестань… Что с тобой?!

Он прекрасно понимал, что с ним, но сказать Альдонсе не решился.

Болезнь разгонялась, как пущенный с откоса камень. Алонсо видел то, чего не видят другие; он видел, как опасно шатается над головой потолок, как проседают трухлявые балки.

– Альдонса… выйди из дома. Здесь небезопасно.

– Алонсо, что с тобой?!

Он сдерживался из последних сил, но болезнь одолевала, и тогда он пригласил Карраско.

– Сеньор Алонсо! Неужели?!

Юный психиатр был бледен, как тот призрак, что привиделся Алонсо в темноте гостиной; губы его тряслись, когда он осматривал Алонсо, стучал по коленкам, заглядывал в зрачки:

– Сеньор Алонсо… Надо успокоительное. Вот таблетки… Немедленно начинать усиленный курс… Значит, вам кажется, что вас преследуют? За вами кто-то ходит? А перед этим вам не казалось, что к вам плохо относятся?

Алонсо поморщился; Карраско покивал:

– Так… Мания отношения, мания преследования… Это паранойя! Шизофрения! Следующий этап – вы из преследуемого превратитесь в агрессора, вы будете очень, очень опасны для окружающих… Сеньор Алонсо, батюшка предупреждал меня… вам надо в стационар!

– Дон-Кихот в сумасшедшем доме, – сказал он с тяжелой усмешкой. –

Нет, Самсон… ты не беспокойся. Сумасшедший Дон-Кихот больше не выйдет на дорогу. Дон-Кихот – не безумец, как принято считать! Нет, кто угодно, но только не безумец. Я обещаю тебе… Если я почувствую… если я пойму, что это все… я сам себя успокою. Мне больше нечего терять… Как глупо – прямо перед двадцать восьмым… Самсон… Может, еще обойдется? А, Самсон?

Карраско ушел, поджав губы и качая головой. На столе осталась целая гора ядовито-ярких капсул.

* * *

Она ненавидела этого самоуверенного юнца. Она бы без разговоров вышвырнула его из дома – но надо было терпеть. Терпеть и улыбаться.

– Да, я заметила. У него появились кое-какие странности… Но это еще ни о чем не говорит!

Удрученная мордочка Карраско подернулась пленочкой мировой скорби:

– Говорит. Сеньора Альдонса, специалисту это говорит очень много. Наш сеньор Алонсо…

– Он не ваш сеньор Алонсо! – она все-таки не сдержалась. – Вы уже не первый день стоите у него над душой, вы внушаете ему, что он сумасшедший! Что он непременно сойдет с ума! Если с ним… если не дай Бог в Алонсо случится… несчастье – вам это так не пройдет, Карраско! Земля будет гореть у вас под ногами!

– Сеньора Альдонса, – лепетал юнец. – Я понимаю… Такое несчастье на ваши плечи… Но, сеньора Альдонса, весь род Кихано несет на себе это проклятие…

– Не мелите ерунды, – сказала она высокомерно. – Алонсо здоров.

Карраско сморщился, будто собираясь заплакать:

– Я понимаю… Вы не можете признаться даже себе… Но будьте мужественны, Альдонса! Вот…

И он вытряхнул на стол содержимое мешочка, который все время мял в руках.

Альдонса не сразу поняла, что это. Сперва брезгливо присмотрелась; потом быстро взяла в руки, развернула…

Смирительная рубашка с безвольно опущенными рукавами. Длинными, длинными рукавами…

Карраско хотел еще что-то сказать, когда Альдонса хлестанула его длинным рукавом – по лицу:

– Вон.

Он опешил. Хотел что-то сказать…

– Вон из моего дома!

Испуганный топот ног. Был Карраско – нет Карраско.

В печку. В печку эту дрянь…

На полпути ей стало плохо.

Она не стала жечь рубашку – затолкала куда-то в кучу тряпья.

Она подумала: а что, если Карраско прав?!

* * *

Он терпел.

Таблетки Карраско так и лежали горкой – нетронутые. Когда-то в отрочестве ему пришлось узнать действие такого вот, в яркой капсуле, лекарства; теперь он боялся этих таблеток. Он решил про себя, что пока у него хватит сил терпеть – он потерпит, и только когда станет совсем уже невмоготу…

А утром над головой вдруг развернулись крылья ветряной мельницы. Заскрипели, грозя поддеть Алонсо и размазать его по стене; он метнулся, пытаясь бежать, но за окном уже злорадно скалилась харя колдуна Фрестона.