Любовь и фантастика (сборник)
Шрифт:
– Она колдунья.
– Она прежде всего баба! Вы же сами говорили…
Я поморщилась. То, что еще четверть часа назад казалось мне верным шансом, теперь уплывало из-под рук, оборачиваясь несусветной глупостью.
– Технически это возможно, – бубнил у меня над ухом Диего. – Если даже Синко… Синко!
Я не успела оглянуться, а он уже расталкивал спящего мавра.
– Синко! Синко, вставай! Есть работа!
– Приказ от сеньора Аманесера?
– Да! Именно что приказ! Иди сюда, вот…
Синко
– Хочешь есть, Синко? – спросила я.
– А? Что? Нет, спасибо, сеньора. Где работа?
– Вот! – Диего ткнул пальцем в монитор, и на этот раз я не стала его останавливать. – Надо тут прошить один мотивчик… сможешь?
Этот не стал отказываться от еды. Все биологические процессы протекали в нем с повышенной интенсивностью – за те несколько часов, что прошли от установки чипа до завтрака, на гладких щеках рыцаря появилась щетина, и он потребовал у слуг бритвенные принадлежности.
Волосы на его голове по-прежнему торчали ежиком. Левый глаз был закрыт аккуратной повязкой, но мне хватило и правого, карего, чтобы ощущать себя неловко. Рыцарь не сводил взгляда с моего лица, а я не осмеливалась – стыдилась? – посмотреть в ответ.
У него была мягкая улыбка, немного неестественная. Безукоризненные манеры. Тяжелые руки, порхающие над столовыми приборами, как птицы. Плоские чистые ногти.
– Что вы так смотрите на меня, молодой друг?
Диего и в самом деле таращился, забыв о приличиях.
– Давным-давно мне снилось, что я сижу за столом в обществе дамы, чья красота забивает дыхание, и странного юноши, который меня разглядывает… Вы верите в предначертание, сеньора? Я фаталист. Все подвиги, совершенные мною на полях и на перекрестках, все убитые колдуны и великаны – дань Судьбе, которая издавна благосклонна ко мне… Только однажды я встретил рыцаря, который был сильнее Судьбы. Потому что им двигала Любовь…
Он вытер губы салфеткой. Даже сидящий, он был много выше и Диего, и меня.
– Благодарю вас, сеньора, за прием и за угощение, однако солнце уже высоко, и дорога ждет меня…
Я вышла проводить его на крыльцо. Почти не хромая, он подошел к высокому гнедому жеребцу, уже оседланному и снаряженному, готовому в дорогу.
– Сеньора… я благодарен Судьбе за счастье увидеть вас. Благословен рыцарь, совершающий подвиги вашим именем. Я не знаю своей новой участи… но мне кажется, она близка. Прощайте!
Он вскочил в седло. И, обернувшись, вдруг подмигнул своим единственным глазом – сверху вниз:
– Не думайте, что вы в чем-то передо мной виноваты… Это Судьба.
И направил коня на дорогу.
Девять дней зеркальце оставалось
Девять ночей Диего сидел на крыше, сшибая моховых звезд и «огненных мулов». В пушке стоял теперь аккумулятор Синко – это было меньше, чем источник питания от рыцаря-фаталиста, но куда лучше, чем старый пушечный аккумулятор.
– Он все равно спит, – сказал Диего, с сожалением глядя на мавра. – А так он заснет чуть крепче, вот и все.
Девять дней мы сами жили, как во сне. И мне, и Диего было ясно, что если наш план сорвется – Аманесера не спасет уже ничто.
Я держала голову высоко – так высоко, как только могла. Мне казалось, что слуги шепчутся за спиной. Мой рыцарь попал в капкан донны Фуэнте – и виной этому была его дама, она и больше никто. Так, мне казалось, шепчутся служанки.
Я велела поставить кресло в гостиной перед парадным портретом Аманесера. Рыцарь рассвета стоял, опираясь на копье, в полном боевом облачении, с опущенным забралом шлема. Я сидела перед ним, вышивая олеандры, собирая слезы в маленький сосуд, висящий на шнурке у меня на шее.
На десятый день зеркальце засветилось. Я увидела отблеск костра на панцире, забрало темного шлема и ущербную луну в небесах – ту же луну, что висела сейчас над нашими головами.
– Я снова свободен, – сказал Аманесер. – И я люблю вас, донна Клара. Ждите.
Диего избегал меня. Не смешил, не восхищался, не улыбался, глядя в глаза. Порывался даже уйти – но не ушел; дворецкий заваливал его поручениями – и он делал все, даже самую грязную работу. А по ночам сидел на крыше рядом с пушкой.
Он начал курить. Раздобыл где-то трубку. Курил плохой табак, который покупал у слуг. Кашлял, смахивал слезы с глаз и снова курил.
Однажды ночью я снова поднялась на крышу. При виде меня Диего едва не проглотил свою трубку:
– Сеньора…
Я опустилась рядом:
– Диего… Для того, чтобы быть верной моему рыцарю, мне вовсе не нужно играть с вами в прятки. Аманесер здесь, – я прижала руку к груди. – Моя любовь к нему – как восход солнца… разве можно оскорбить восход? Разве можно его принизить?
– Но сеньора, мне показалось…
– Я верна моему рыцарю так совершенно и полно, что с благодарностью принимаю и ваши чувства. Настоящая любовь не может унизить или оскорбить. А донна Фуэнте – в самом деле опасная колдунья, и ведь мы знаем, что наидоблестнейший рыцарь однажды может потерпеть поражение… Вы доказали свое благородство, Диего. Давайте снова будем друзьями.
Он молчал.
Была безлунная, спокойная, тишайшая ночь. Над крышей и над башней, над фонтаном во внутреннем дворике и над нашими головами лежало звездное царство – россыпь жемчуга на черном бархате. Звезды мерцали в остывающем воздухе.