Любовь и фантастика (сборник)
Шрифт:
Ехидно улыбается скопец.
Сыновья остановились – и встало войско за их спинами. Вся площадь затаила дыхание, вся, вся, унялись даже дети, даже ревущие на радостях бабы…
И в тишине из поднебесья с грохотом рухнул петушок.
Рухнул к ногам Тоши и Гриши, да так грянулся оземь, что опали прочь остатки позолоты, обнажая серую сталь – и сложный, навек застопорившийся механизм.
КОНЕЦ
Вирлена
…И вот костер понемногу пригас, а вместе с ним затихла обычная охотничья похвальба. Все трое сидели теперь молча и смотрели в умираю– щее пламя, а над ними разлеглась ночь, и ночь была
– Пора и на покой, – сказал наконец первый, седоусый, но сильный и кряжистый, всеми уважаемый охотник.
Второй, совсем еще юноша, обиженно сдвинул брови:
– Разве ты ничего не расскажешь? Разве сегодня не будет Истории?
Третий, в чьих зубах дымила массивная трубка, почему-то загадочно улыбнулся.
Седоусый хмыкнул – конечно же, его История ждала своего часа, но, признанный рассказчик, он ждал просьб и увещеваний.
– Расскажи! – юноша ерзал от нетерпения, взглядом умоляя о под– держке обладателя трубки – но тот молчал, по-прежнему улыбаясь.
– Поздно, – произнес седоусый неуверенно, и юноша готов был оби– деться, когда молчавший дотоле охотник вытащил изо рта мундштук и, дох– нув дымом, попросил тоже:
– Расскажи.
На минуту стало тихо, только покрикивала вдалеке ночная птица.
– Что ж, – промолвил со вздохом седоусый, – что ж… Расскажу.
И все трое завозились, устраиваясь поудобнее. Двое готовились слу– шать, один – говорить.
И вот, умостившись как следует, седоусый выдержал паузу и начал с подобающей торжественностью:
– Помните ли вы осину, что росла у южной околицы?
– Трехглавую? – радостно осведомился юноша. – Да ее ведь спилили в прошлом году…
Седоусый покивал:
– Совсем старая была, сухая… Сто лет стояла, пока не засохла. Тень в жару давала, да только никто в ее тени не прохлаждался – сторо– ной обходили, заклятой звали… Почему?
– Почему? – эхом откликнулся юноша.
Седоусый вздохнул и начал свою Историю.
…Давно это случилось.
Ей было семнадцать лет, и звалась она Вирленой, и ни одна девушка во всей широкой округе не могла сравниться с нею красотой. Грудь Вирле– ны вздымалась, как речная волна, косы Вирлены отливали золотом и покор– но падали к самым ее ступням, маленьким и розовым, ничуть не огрубевшим оттого, что все лето красавица бегала босиком; глаза Вирлены, раскосые, зеленые, могли свести с ума одним только робким взглядом. Даже дряхлые старики, даже сопливые мальчишки выворачивали шею, встретив ее на ули– це, а что уж говорить о юношах и зрелых мужчинах! И, конечно, порог ее дома постоянно оббивали сваты, засланные достойными и богатыми семьями – оббивали, да только возвращались ни с чем, потому что Вирлена давно уже выбрала себе пару.
По соседству жил в большой семье Кирияшик – ясноглазый, улыбчивый, круглолицый друг ее детства. Он был моложе Вирлены почти на год, но с младенчества росли вместе. Беззаботная дружба обернулась нежной лю– бовью, и Кирияшик, сам не ведая как, без борьбы получил право на сокро– вище, о котором мечтало столько достойных мужчин; родители влюбленных давно уже сговорились о свадьбе.
И вот, счастливые, оба с трепетом ждали заветного дня – когда слу– чилось несчастье.
Грянул рекрутский набор; как ни вертели, как ни откупались родите– ли Кирияшика – а выпало ему идти в солдаты на двадцать лет, считай, на– веки.
Солнечный румянец сошел с пухлых щек Вирлены, и стали они бледны, как мел. Ранним утром по главной улице села змеей тянулась колонна новобран– цев. Она видела, как мелькала в толпе голова Кирияшика, детская безза– щитная голова с шапкой пшеничных, как и у нее, волос. Она видела, как растерянные глаза его ищут среди
Колонна потянулась за село – страшные усатые люди в нелепой форме выкрикивали команды, и Вирлена сжималась от выкриков, как от ударов. Вскоре она потеряла Кирияшика из виду; вереница рекрутов тянулась все дальше и дальше, и редела толпа провожающих – матерей и невест. Вот Вирлена осталась одна, она шла и шла за колонной, как привязанная, хоть босые ноги ее давно сбились в кровь; страшный офицер прикрикнул на нее – и, обомлев от этого крика, она так и осталась стоять, а колонна, от– даляясь, обернулась пятнышком на длинной-длинной дороге, и вот там, ку– да ушел Кирияшик, осталось только облачко пыли…
Только в сумерках Вирлена вернулась в село, и девичья подушка в ту ночь приняла на себя всю ее горечь и отчаяние.
А утром, еще затемно, когда все спали, Вирлена выскользнула из до– му и по чуть приметной тропинке отправилась к колдуну, что жил за озе– ром.
Она шла, стиснув зубы, безжалостно накрутив на кулак великолепную косу, и страх ее поник перед силой ее заветного желания.
Колдун был дома; сидя у огня, он набивал чучело летучей мыши. По– хоже, он удивился – не так часто девушки из села наносили ему визиты. В селе боялись этого мрачного, морщинистого, хотя не старого человека – он, по слухам, мог за одну ночь сжить со свету целую семью, мог наслать град или засуху, мог устроить так, что вчера еще здоровый и мощный хо– зяин за несколько дней превращался в иссохшего, нищего, полубезумного пьяницу… И к этому-то человеку пришла Вирлена.
– Добро пожаловать! – каркнул колдун и засмеялся. Лучше бы он это– го не делал – искаженное смехом, темное лицо его с крючковатым носом было еще страшнее.
Но Вирлена, одержимая отчаянием, не испугалась.
– Зачем ты пришла ко мне? – отсмеявшись, спросил колдун. – Ты мне не нужна – стало быть, я тебе нужен?
– Я пришла к вам с просьбой, – сказала Вирлена, справившись с го– лосом. – Моего жениха, Кирияша, вчера забрали в войско. Я люблю маму и отца, но Кирияшика я люблю больше. Зачем подсолнуху гнить без солнца? Зачем мне жить без Кирияшика? Никто не в силах повернуть время вспять, но я отдам вам все, что имею – деньги, сундук с приданным и гребень с самоцветами, сделайте так, чтобы он вернулся! Неужели и вы не в силах?!
Колдун снова усмехнулся:
– Ты сказала – я не в силах? Глупая… Я действительно могу сде– лать это, но зачем мне твой сундук с приданым? И гребень с самоцветами?
– Я отдам все, что попросите! – воскликнула Вирлена, и зеленые глаза ее вспыхнули, и на щеки вернулся румянец.
– Это правда? – засмеялся колдун. – Ты действительно так его лю– бишь?
Вирлена закивала, и золотые косы ее упали на высокую грудь.
– Что ж, – сказал тогда колдун, – я согласен… Я сделаю так, что твой жених вернется; ты же придешь ко мне сегодня на закате и уйдешь на рассвете!
Как воск сделалось лицо Вирлены, и зашаталась она. Колдун тряхнул черными патлами:
– Разве не ты только что клялась, что отдашь все?
– Нет, – сказала Вирлена чуть слышно, – такую цену я не могу зап– латить.
– Что ж, – сказал колдун разочарованно, – тогда ты увидишь его че– рез двадцать лет!
И он вернулся к своей работе.
Тихо-тихо, очень осторожно ступая, Вирлена отправилась домой, и всюду, куда ни падал ее рассеянный взгляд, мерещилось ей веселое лицо Кирияшика. Так добрела она до околицы; там стояло у дороги странное де– рево – осина с тройным стволом, с тремя мощными расходящимися ветками – люди прозвали ее трехголовой осиной. День был в самом разгаре, и ра– достно светило солнце, и пели птицы в ветвистой кроне; здесь, средь бе– ла дня, Вирлена повесилась на собственных косах.