Любовь и голуби (сборник)
Шрифт:
Майор (Ксенину). Может быть, хватит перекатывать во рту два камешка, облизанные и обсосанные поколениями мыслителей?
Ксенин (невидящим взглядом смотрит в вышину, как заклинание). Пусть воображение ваше…
Майор. Пора понять, что в наше время найти некую тайну в существовании Добра и Зла – мероприятие, прямо скажем, наивное. Остановитесь.
Ксенин. Вольной… Свободной птицей…
Майор. Боже вас сохрани записывать меня в клан скептиков, циников и прочей братии… Выше себя не прыгнешь – вот истина. Я не знаю, где ее начало, но
Ксенин. Вольной, свободной птицей в просторах мирозданья! И нет ей места, где могла бы прервать полет, остановиться, гнездо свить и успокоиться.
Пауза.
Ксенин медленно уходит в глубину сцены.
Майор. Стерк, ничего не поделаешь, вы свободны.
Уходит Стерк, и мы видим, что за спиной у него, прислонившись к темной сырой кладке башни, полулежит Маэстро.
Майор (опускаясь вниз). А все-таки есть своя прелесть… Маэстро, где вы? (Увидев.) А-а. Вы не находите, что во всем этом (показал вокруг) есть свое очарование. В черных подтеках, кое-где покрытых мхом, стены старой башни, шелест крыс… (прислушался) и капля. Клеп, клеп… Слышите? Солома, ваша хламида, борода, сверкающие белки глаз… Чудно. Ей-богу, чудно. Немного претенциозно, но…
Маэстро. Мне бы еще романы писать…
Майор. Вам бы еще романы писать… Что-что? (Смеется.) Да-да-да! Как тому испанцу! (Кричит.) Эй! Дайте свет!
Над головой Маэстро и Майора тусклым светом вспыхнула лампочка.
О-о, да вас били… Ничего не сломали?
Маэстро. Нет. Сделано настолько, насколько вы хотели.
Майор (отрицая, помахал рукой). Инициатива снизу. Извините.
Быстро вернулся Ксенин и, смахнув свет с Майора, встал на колени перед Маэстро.
Ксенин. Я не выдержу, Маэстро! Через сто, через двести лет… Неужели никогда никому не понадобится?! И никто не узнает? Зачем это во мне?! (Бормоча, словно молитву.) Помогите мне, Маэстро… Я не боюсь боли, если не зря… Маэстро… Помогите!.. Пожалуйста, помогите!
Печальная, негромкая мелодия подняла Маэстро на ноги. От легких порывов ветра могильный холм из белых цветов, казалось, вздрагивал от испуга и успокаивался, когда лепестки не трогал ветер. Молча, недвижно стояли у могилы Доя, Коста, музыканты.
Маэстро. Не день, не месяц, а может, и целая жизнь, проведенная в радости и счастье, не сравнится с силой и беспощадностью даже одного страшного дня, часа, мгновения, когда горе приходит в дом твой, в сердце твое. И пусть человек ждет его, и знает, как больно станет ему, но все равно ничего не знает он, ибо думает он: когда это еще все будет, а пока порадуюсь, поживу всласть, и чем больше, тем лучше, словно не рассыплются в прах и не уйдут из сердца и тела наслаждений и довольства минуты, а уравновесят страдания его. Не будет этого. Придет срок – исчезнет день вчерашний,
Вновь тускло мерцает лампочка. В башне Майор и Маэстро.
Майор. Маэстро, если с Биришем что-то случится… Я вряд ли нашел бы виноватых.
Пауза.
Маэстро. Вы предлагаете…
Майор. Я ничего не предлагаю.
Пауза.
Разве возмездие не акт справедливости?
Маэстро. Акт справедливости, после которого все музыканты окажутся в ваших подвалах?
Майор. Насколько я понимаю, вы не бежите страданий… А преподать урок, показать, что вы, люди искусства, не так уж безобидны и постоять за себя сможете… Маэстро, подумайте, у вас долгий путь.
Пауза.
Маэстро. Когда на могиле мальчика завянет последняя роза, мы уйдем из города.
Майор. Бог с вами, с вашими символами. Двое суток вам посидеть еще придется. Требование членов Майората. Пока вы здесь, ваши ребята будут вести себя спокойно.
Маэстро. Они не сделают ничего дурного.
Майор. И все-таки будет спокойнее.
Маэстро. Мы живем по другим законам.
Майор. Именно поэтому. Горожанам ваш стиль непонятен, раздражает, настораживает.
Маэстро. А вас?
Майор. Не знаю, не знаю. Мне пятьдесят. Пора убедиться, что я прожил верно. Открытия у гроба меня вряд ли обрадуют.
Майор ушел.
Ксенин сидит у себя в комнате за столом, что-то пишет. На нем серый свитер, штаны заправлены в сапоги. У стола рюкзак. За окном черно, изредка безмолвно вспыхивает синим: где-то далеко идет гроза. Справа хлопнула дверь и лязгнула дверная пружина. Алла Филипповна тащит за собой упирающуюся Наташу. За ними идет Семен.
Алла Филипповна (кричит). Ксенин! Ксенин! (Семену.) Держи ее. (Бежит к Ксенину.) Ксенин, ты дома?
Семен (Наташе). Наташа, зря вы. Ой, зря.
Наташа стоит, прислонившись к стене. Вся правая сторона плаща у нее в грязи. Колготки на правом колене порваны. Мокрые, слипшиеся волосы, на лбу ссадина.
Алла Филипповна (Ксенину). Сережка… Там Наталья… Скорее!
Ксенин выскочил из комнаты. Алла Филипповна за ним.
Алла Филипповна. Думала, умру… В кино с Семеном… Ленку уложили… Смотри, что делается.
Все смотрят на Наташу.
Семен. А я сначала и не понял, в чем дело. (Алле Филипповне.) Ты закричала… Я: что такое?
Алла Филипповна (Ксенину). Ласточкой нырнула… Дайте, сяду где-нибудь…
Семен. Здесь. Негде.
Алла Филипповна. Шофер хоть попался опытный. Машину аж задом наперед… повернул.