Любовь и колдовство (Сокровище любви)
Шрифт:
— Что же произошло здесь? — спросил Андре. Он старался говорить как можно спокойнее. Андре думал, что должен заставить Саону рассказать все. Тогда он сможет утешить ее, да и ей станет легче, когда она выговорится.
— Дело было утром, — начала Саона свой горький рассказ. — Мы сидели на балконе. Прибежал Эндрю — он был у нас поваром. Он сказал, что к имению приближается многочисленный отряд. На пути солдаты поджигают плантации сахарного тростника, грабят и убивают…
Граф пытался отослать жену в монастырь. Но графиня сказала,
В имении гостили две дамы, сестры. Я даже не знаю, кто они были. Мне кажется, что они лишились дома и дядя приютил их. Графиня предложила этим женщинам спасаться. Но они отказались бежать.
«Если вам суждено умереть, мы умрем вместе», — ответили они.
— Так поступали многие французские аристократы во времена террора, — задумчиво заметил Андре. Саона кивнула.
— Мне приходилось об этом слышать. Но я не хотела умирать. Я помню, как прижималась к графине и думала об одном: что я хочу жить.
— Это вполне понятно, вы же были ребенком.
— Да, мне было восемь лет. За неделю до этого дня мы праздновали мой день рождения.
— Что же было дальше?
— Граф приказал старой негритянке, которая присматривала за мной с тех пор, как я поселилась в доме, отвезти меня в монастырь.
Саона всхлипнула.
— Я даже не успела как следует со всеми попрощаться. Дядя повторял: «Скорее, скорее. Ребенка надо спасти во что бы то ни стало! Нельзя терять ни минуты!»Я даже не поцеловала своих приемных родителей, которые любили меня, как родную дочь.
Саона помолчала. Она старалась справиться с нахлынувшими на нее чувствами.
Со слезами в голосе девушка продолжала свой рассказ:
— Позднее я слышала, что здесь произошло.
— Может быть, вам не стоит продолжать? — мягко сказал Андре. — Я хочу знать, что случилось с моими родственниками, но вы так расстроены… воспоминания заставляют вас переживать все заново.
— Вы имеете право знать, — твердо сказала Саона. — Граф и трое его взрослых сыновей — младшему из братьев было всего семнадцать лет — вышли на крыльцо и стали ждать приближения врага. Завидев неистовствующую толпу, они поняли, что о спасении не приходится и думать.
Саона замолчала. Она тяжело, прерывисто дышала, стараясь подавить рыдания.
— У нескольких солдат на штыки были насажены головы белых детей и женщин, — заикаясь, еле выговорила девушка.
Слезы градом катились у нее по щекам, но она решительно продолжала:
— Рассказывают, что граф собственноручно застрелил жену, избавляя ее от лишних страданий, а его сыновья — других дам… А потом толпа… буквально растерзала их.
Андре слушал рассказ девушки. Как он и полагал, мужчины рода де Вилларе вели себя по-рыцарски.
Не желая долее испытывать чувства Саоны, он стал целовать ее мокрые от слез глаза, дрожащие губы.
— Все это позади, — говорил он между поцелуями. — И вы спасены.
Справившись
— Потом солдаты бросились в церковь и начался грабеж. Монахини бежали в лес. Нескольким молодым сестрам не удалось спастись. Я не знаю, что с ними случилось.
Андре, который догадывался об участи, постигшей монахинь, и не ожидал услышать другого. Судя по рассказам, Дессалин никогда не упускал случая надругаться над святыней. Его приспешники, Туссен и Кристоф, были добрыми католиками и чтили священников, хотя бы и белых.
— И дядя сказал вам перед смертью, где спрятал сокровища? — догадался Андре.
— Он доверил эту тайну мне одной, — кивнула Саона.
— Но почему?
— О том, как белые плантаторы и их родственники выдавали под пытками семейные тайны, ходило много слухов. Дядя не хотел, чтобы его имущество досталось злодеям. Он надеялся, что хоть мне удастся спастись. Должно быть, у него было такое предчувствие, — пояснила Саона.
— Слава богу, дядя оказался прав, и вы выжили! — воскликнул Андре, целуя Саону с таким жаром и отчаянием, словно прощался с ней навсегда.
— Монахини очень добры ко мне, — продолжала Саона. — Однако в монастыре почти никто не знает, что я — белая. Настоятельница посвятила в эту тайну только двух из сестер.
— Это она придумала подкрашивать вам ногти и выдавать вас за окторунку?
— Она знала, как генерал Дессалин ненавидит белых. Это был единственный выход обезопасить меня. Андре с удивлением смотрел на Саону.
— Видите ли, монахини, к сожалению, не лишены человеческих слабостей, — пояснила Саона. — Кто-то из сестер мог поддаться соблазну и выдать меня. Ведь за голову белых у Дессалина полагается щедрое вознаграждение.
Андре молча кивнул.
— Матушка-настоятельница запретила мне открывать тайну даже священникам. Поэтому, когда они приезжают в нашу церковь, я прячусь.
— Зачем? — не понял Андре.
— Они причащают всех прихожан, в том числе, разумеется, и монахинь, А как же я могу причащаться без исповеди? А если бы я стала исповедоваться, священник узнал бы мою тайну, — грустно сказала Саона.
— Выходит, все эти годы вы были лишены даже этого утешения, — с сочувствием сказал Андре, понимавший, как от этого страдала глубоко верующая девушка.
— Я слушала богослужение из своего укрытия, — заметила Саона. — А оставаясь одна, я много молилась.
— Поэтому-то я и решил, что вы — святая, — улыбнулся Андре. Ему хотелось отвлечь Саону от скорбных мыслей.
— Если мне и приходилось лгать, то эта ложь никому не приносила зла. Никому нет дела до того, какого цвета на самом деле моя кожа.
— Теперь мы должны как можно скорее вырваться отсюда, — сказал Андре, целуя Саону. — Я не успокоюсь, пока не привезу вас в Англию. Бог даст, когда-нибудь мы сможем обосноваться и во Франции, откуда идут наши корни.